Густав Эмар - Том 11. Тунеядцы Нового моста

Приветливая хозяйка, стоя у дверей, с удивлением глядела на своих постояльцев, шедших рядом и, по-видимому, очень дружно.

Капитан улыбнулся.

— Добрый вечер, Фаншета, дитя мое! — весело приветствовал он ее. — Не приходил ли к вам сегодня какой-нибудь гость?

— Да, да, капитан! — отвечала она со слезами на глазах. — Вы наше провиденье!

— Ну вот, опять за прежнее!

— Она правду говорит, и я то же скажу, — радостно подтвердил подошедший хозяин. — Ах, предобрый вы человек! Черт знает, где и найти такого другого. Честь имею кланяться, господин граф!

— Здравствуйте, любезный Грипнар! — сказал Оливье. — Да что это у вас тут такое? Все вы какие-то праздничные!

— Ах, если бы вы знали, господин граф! — вскричал в голос муж и жена, всплеснув руками.

— Ну, что? — объяснил суть события капитан. — Под сердитую руку вы прогнали сына, потом поняли, что сами себя делаете несчастными, и снова открыли ему объятия, которых не должны были лишать его. Вот и все!

— Вот и все! Слышите! — произнесла, смеясь, хозяйка. — Бранитесь сколько хотите, мы не боимся вашего сердитого голоса; мы ведь вас знаем.

— Позвольте нам войти, мэтр Грипнар, и расскажите, как вы встретили вашего шалопая.

— Расцеловав его в обе щеки, крестный! — раздался веселый голос Дубль-Эпе. — Мы так счастливы теперь!

— Ну хорошо, поцелуй же и меня, друг мой Стефан; это доставит мне удовольствие.

— Да ведь и мне тоже!

Молодой человек бросился в объятия авантюриста. Граф молча смотрел на эту сцену; он был очень тронут и не скрывал этого.

— У нас ведь сегодня праздничный ужин, вы знаете? — объявил Грипнар.

— Понимаю, morbleu! Блудный сын вернулся!

— Вы ведь отужинаете с нами, граф? Оливье колебался.

— О, если бы господин граф сделал нам эту честь!

— Примите приглашение, граф, советую вам; вы доставите удовольствие этим добрым людям, которые вас любят и уважают; а кроме того, — шепнул капитан Ватан, — это прогонит ваши мрачные мысли, которым пока не надо давать волю.

— Ну, хорошо, я согласен; вы правы, капитан.

Сели за стол. Ужин был очень веселый. Около двух часов ночи, прощаясь с капитаном на площадке лестницы, граф сказал ему:

— Мне непременно надо съездить в одно место, не поедем ли вместе?

— Конечно. Куда и в котором часу?

— Очень близко отсюда. В восемь часов я буду на аудиенции у ее величества королевы в Лувре, а сразу же после аудиенции мы с вами отправимся.

— Хорошо; но так как никому не известно, чем кончится эта аудиенция, помните, граф, что я жду вас с двумя лошадьми у подъемного моста, возле рва.

— Хорошо!

Они пожали друг другу руки и разошлись по своим комнатам.

Неизвестно, как граф провел ночь, но на другое утро он вышел бодрый, свежий, по внешнему виду — счастливейший из дворян Франции.

В это утро, немножко позже семи часов, в особняке герцога Делафорса собралось множество знатных гугенотов.

На основании слухов, что король хочет нанести окончательный удар протестантам, они собрались сопровождать своих депутатов во дворец как для большего почета, так и для защиты их в случае нужды.

Воинственно и решительно шли эти люди, давно знавшие, что им угрожает вторая Варфоломеевская ночь; несмотря на грозную перспективу, они спокойно и твердо жертвовали своей жизнью за идеи, которые, справедливо или нет, считали единственно верными.

Сначала герцог Делафорс не соглашался на план своих единоверцев; но он и сам был неспокоен, к нему приходило много анонимных писем, смысл которых всегда был один:

Обстоятельства были серьезные, исключительные.

Герцог согласился, чтобы депутаты шли в Лувр не одни.

В ту самую минуту, как он садился на лошадь, прискакал опрометью курьер и подал ему следующую коротенькую записку:

«Я в безопасности, в трех милях от Парижа. Слежу за всем. Через три дня буду с вами. Кто за меня, пусть идет со мной! Надейтесь! Все для Бога и Франции.

Герцог Делафорс сильно обрадовался; он нетерпеливо ждал этого известия. Он протянул руку, и все смолкло в толпе дворян, едва сдерживавших лошадей, с трудом соблюдая ряды.

Герцог Делафорс велел прочесть депешу; в ответ на нее раздались громкие крики «браво».

Теперь все были спокойны за своего вождя и чувствовали в себе силу бороться, сделать все, что бы ни задумал против них король.

Отворили ворота, и кортеж шумно выехал на улицу. Конвой депутатов состоял человек из пятисот самых решительных повстанцев, в полном вооружении, готовых защищать своих выборных против всех и каждого.

Народ, толпившийся у особняка, раздался перед ними; он не ожидал такой энергичной демонстрации и, пораженный, не крикнул ничего ни за, ни против….

Протестанты подвигались шагом; без четверти восемь они были у подъемного моста Лувра. Пятеро депутатов за несколько минут перед тем выехали вперед.

Шагах в десяти перед ними ехал герцог Делафорс. У него был спокойный, гордый, решительный вид, как у человека, знающего, что он ставит на карту жизнь, но в душе решившегося пожертвовать ею с тем самоотвержением, которое в страшные эпохи создает мучеников или героев.

Подъемный мост опустили; по обеим сторонам его стояли мушкетеры.

Командир отряда подошел к самому мосту.

— Что вам надо и кто вы такой? — спросил он, отдавая честь шпагой.

— Граф де Теминь, — объяснил ему герцог Делафорс, отвечая тем же, — мы депутаты протестантского дворянства; сегодня в половине девятого нам назначена аудиенция ее величеством королевой Марией Медичи, да хранит ее Бог!

— Аминь! — сказал граф. — Но так много народа нельзя впустить. Лувр — крепость, когда там живет его величество король.

— Мы этого и не требуем, граф; мы просим впустить только наших депутатов; остальные будут ожидать здесь нашего возвращения.

— Это другое дело, герцог, — отвечал граф де Теминь; — позвольте спросить, сколько депутатов?

— Очень немного, граф, их всего пятеро, и я в том числе.

— Peste! Пари держу, все отборные, — произнес, посмеиваясь, граф.

— Оскорбление — не ответ, — строго, но совершенно спокойно проговорил герцог Делафорс.

Граф де Теминь был безукоризненный вельможа и пользовался отличной репутацией при дворе.

— Это правда, монсеньор, — согласился он, почтительно поклонившись, — я грубиян и тем более не прав, что мне велено принять вас с почетом и впустить сейчас же. Извините, пожалуйста, вот все, что я могу вам сказать.

— Вам не надо и извиняться, любезный капитан, — приветливо промолвил герцог, — пожалуйста, велите только впустить нас.

Капитан подошел к нему ближе.

— Верьте мне, герцог Делафорс, — тихо предупредил он, — не входите за эти стены!

— Это невозможно.