Густав Эмар - Том 2. Степные разбойники. Закон Линча

Впрочем, по всей вероятности, путники предприняли это опасное восхождение не из простого любопытства. По той внимательности, с которой они рассматривали и исследовали все части гигантской панорамы, развернувшейся перед их глазами, видно было, что серьезные причины заставили их преодолеть все трудности пути и взобраться на такую головокружительную высоту.

Долго стояли они молча, погруженные в созерцание окрестностей и не обращая внимания на рокот горных потоков и грозный шум скатывающихся вниз лавин, увлекавших в своем падении деревья и целые скалы.

Наконец один из путников, предводительствовавший, по-видимому, отрядом, провел несколько раз ладонью по своему орошенному потом лбу и обратился к товарищам:

— Друзья, — сказал он им, — теперь мы находимся на высоте двадцати тысяч футов над уровнем моря! Одни только орлы могут подняться выше нас!

— Да, — отвечал другой путник, покачав головой, — но сколько я ни смотрел во все стороны, я не вижу для нас возможности выбраться отсюда.

— Генерал, — возразил первый, — что вы говорите? Можно вообразить, что вы отчаиваетесь.

— Э-э! — отвечал не кто иной, как генерал Ибаньес. — Предположение это не лишено некоторой доли справедливости. Выслушайте меня, дон Валентин. Вот уже скоро десять дней, как мы блуждаем среди этих дьявольских гор, окруженные льдом и снегом и терпя голод, стараясь разыскать берлогу этого старого злодея Красного Кедра. Признаюсь вам, что я не то чтобы отчаиваюсь, но начинаю думать, что лишь какое-нибудь чудо поможет нам выбраться из этого нескончаемого лабиринта.

Пятью спутниками, взобравшимися на такую головокружительную высоту, были Валентин Гилуа и его друзья. В ответ на последние слова генерала Ибаньеса охотник отрицательно покачал головой.

— Все равно, — продолжал генерал Ибаньес, — вы должны согласиться со мной, что наше положение вместо того, чтобы улучшаться, напротив, с каждой минутой становится все затруднительнее. Вот уже два дня, как мы ничего не ели, и я положительно не знаю, откуда мы достанем себе среди этих снегов пищу. Красный Кедр сыграл с нами свою обыкновенную штуку, которая почти всегда ему удавалась: он заманил нас в западню, из которой нам не выйти и в которой мы погибнем.

Воцарилось тягостное молчание.

— Простите меня, друзья мои, — сказал наконец с глубокой горестью дон Мигель, — простите меня, ибо я один виноват во всем.

— Не говорите этого, дон Мигель, — с живостью воскликнул Валентин, — еще не все потеряно для нас.

Грустная улыбка появилась на губах дона Мигеля.

— Вы все такой же, дон Валентин, — сказал он, — добрый и благородный, забывающий о себе ради друзей. Увы! Если бы мы последовали вашим советам, то не умирали бы теперь от голода среди пустынных гор.

— Ну, что сделано, то сделано, — возразил охотник, — это правда, что, может быть, было бы лучше, если бы вы послушались меня несколько дней тому назад, но к чему теперь вспоминать об этом? Поищем лучше способ выбраться отсюда.

— К сожалению, это невозможно, — с унынием произнес дон Мигель и, опустив голову на руки, погрузился в грустные и тяжелые размышления.

— Нет! — с энергией воскликнул охотник. — «Невозможно» — это то слово, которое мы, французы, вычеркнули из своего словаря. Пока у нас в груди бьется сердце, отчаяние не должно овладевать нами. Пусть даже Красный Кедр будет еще хитрее — что, впрочем, очень трудно себе представить, — все-таки, клянусь вам, мы его найдем и выберемся отсюда.

— Но как? — с живостью спросил дон Пабло.

— Не знаю, но я уверен, что выберемся.

— О, если бы мы находились хотя бы там, где те два всадника, то мы были бы спасены, — со вздохом сказал генерал Ибаньес.

— О каких всадниках вы говорите, генерал? Где вы их видите? — воскликнул Валентин.

Генерал указал рукой в северо-восточном направлении.

— Смотрите, вон они, — сказал он, — позади тех пробковых дубов… Вы видите их?

— Да, — отвечал Валентин, — они едут спокойно, как люди, чувствующие себя на верной дороге и которым нечего опасаться.

— Счастливые! — прошептал генерал.

— Но кто знает, что ожидает их за поворотом дороги, по которой они теперь так мирно едут! — со смехом возразил Валентин. — Никто не может поручиться за то, что произойдет в следующую минуту. Они едут по дороге к Санта-Фе.

— Гм! Я бы не прочь быть там, — сквозь зубы проворчал генерал.

Между тем Валентин, сначала рассеянно следивший за всадниками, теперь смотрел на них с живейшим интересом, граничащим с беспокойством. А когда они скрылись за поворотом дороги, то он все еще продолжал смотреть на то место, где они впервые появились, и, по-видимому, что-то соображал.

Его товарищи с нетерпением ожидали, не придумает ли он чего-нибудь, но не решались его тревожить.

Наконец он поднял голову и посмотрел вокруг себя просветленным взором.

— Друзья мои, — сказал он весело, ударив прикладом о снег, — мужайтесь. Я думаю, что на этот раз нашел средство благополучно выбраться из этой западни, в которой мы очутились.

Все спутники охотника вздохнули с облегчением.

Они хорошо знали Валентина, знали изобретательный ум этого неустрашимого и преданного человека и вполне доверяли ему.

Валентин сказал им, что они спасены, и этого было для них достаточно.

Они не задумывались о том, как это произойдет. Это было его дело, а не их. Он всегда держал свое слово, и потому они теперь терпеливо ждали, когда пробьет час их освобождения.

— Что ж, — весело заметил генерал, — я знал, что вы нас вызволите отсюда, мой друг.

— Когда мы отправимся в путь? — спросил дон Пабло.

— С наступлением ночи, — отвечал Валентин. — Но где же Курумилла?

— Право, не знаю. Он всего полчаса назад был еще здесь, а затем вдруг поспешно спустился вниз, точно с ума сошел, и с тех пор его не видно.

— Курумилла ничего не делает без веских на то причин, — сказал охотник, — вы увидите, что он скоро вернется.

Действительно, через несколько минут из-за края площадки появилась сначала голова индейского вождя, а затем и весь он предстал пред очами своих друзей.

Его плащ, связанный за все четыре угла, висел у него за спиной.

— Что вы там принесли, вождь? — с улыбкой спросил его Валентин. — Уж не съестного ли чего-нибудь?

— Ого! — воскликнул генерал. — Это было бы превосходно, ибо я голоден как волк.

— Где здесь найти съестного! — мрачно произнес дон Пабло.

— Пусть мои братья смотрят! — просто сказал индеец и бросил свой плащ на снег.

Валентин поспешно развязал его, и все громко вскрикнули от удивления.

В плаще индейского вождя находились заяц, молодой пекари и несколько птиц.

Эта пища, появившаяся так кстати, когда наши путники уже двое суток ничего не ели, вызвала громкие выражения радости и восторга, которые может понять только тот, кто сам сорок восемь часов не имел во рту ничего, кроме снега, и потерял уже надежду утолить свой голод.