Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена

И здесь меня ожидал пренеприятный удар судьбы в лице двух малых, вышедших из парадных дверей. Оба они были в гусарской форме, и один приветственно помахал Фанни рукой и помог сойти с кобылы. Девушка с дьявольской улыбкой представила его как своего «фьянсе», [220] некоего Дюберли. Это могло бы стать плохой новостью в любое другое время, но теперь все мое внимание было приковано к его приятелю, который стоял за ним, вглядываясь в меня с холодной и такой знакомой усмешкой. При виде его мое сердце на секунду замерло — это был Брайант.

Если вы знакомы с моими мемуарами, то знаете его. Девять лет тому назад мы с ним вместе были субалтернами [221] в полку лорда Кардигана. Во время памятной дуэли, в которой мне довелось принять участие, он после долгих колебаний согласился устроить все дело так, чтобы в пистолете моего противника не оказалось пули, так что я мог быть уверен, что останусь жив после этой неприятной встречи. Я обманул его с платой за эту услугу, а он ничего не мог мне сделать, кроме как поизрыгать впустую свои никчемные угрозы о мщении. После этого пути наши разошлись, и я про него уж и позабыл вовсе, а тут, надо же, является, как джинн из бутылки. Конечно же, он и теперь ничего не мог мне сделать, но все равно видеть его было неприятно.

— Здорово, Флэш! — воскликнул он, подходя ближе. — Как вижу, ты все воюешь?

Он поклонился мисс Фанни, в то время как Дюберли его представлял.

— Рад познакомиться с вами, сэр, — произнес Дюберли, пожимая мне руку, когда я слез с лошади. Он был толстым увальнем, с густыми бакенбардами, а слово «рогоносец», казалось, было написано у него на лбу заглавными буквами. — Столько наслышан о вас — прославленный офицер! Как приятно видеть вас здесь, не правда ли, Фан?

А девчонка-то — вот ведь хладнокровная штучка — мгновенно смекнула, что мы с Брайантом враги, и радостно защебетала про наш веселый пикник, ну а Дюберли стоял, глазел, широко улыбался и видел только ее одну. Затем он проводил Фанни в дом, оставив нас с Брайантом возле лошадей.

— Сорвал тебе все маневры, а, Флэш? — проговорил он со своей ехидной ухмылкой. — Эти «фьянсе» иногда бывают чер…ски досадными и, осмелюсь предположить, порой доставляют еще больше неудобств, чем законные мужья.

— Не могу представить, чтобы ты что-либо мог об этом знать, — парировал я, меряя его взглядом, — так, значит, Кардиган все же выкинул тебя из полка?

Это было очевидно, так как на Брайанте не было темно-вишневого мундира. Он вспыхнул при этих словах, так что я понял, что задел его больное место.

— Я переведен в Восьмой Ирландский, — процедил он, — не все покидают полк, как ты — поджав хвост.

— Что, Томми, до сих пор обидно, а? — продолжал я смеяться над ним. — Не сыпьте соль на раны? Я всегда говорил, что служить в Одиннадцатом гусарском тебе не по карману. Ну что ж, если тебе удалось сбежать из него в Восьмой, ты и там сможешь заняться сводничеством.

Это заткнуло ему рот. В добрые старые времена в Кентербери, когда он еще подлизывался ко мне, я как-то подбросил ему парочку гиней за услуги по поставке шлюх.

Брайант отступил на шаг.

— Ч-рт тебя побери, Флэшмен! — пискнул он. — Я еще спущу тебя с небес на землю!

— Только не до твоего собственного уровня, если можно, — ответил я, оставляя его клокочущим от гнева.

Да, если бы уже в те дни я был столь же мудрым, как сейчас, то сообразил бы, что даже у такой скользкой змеи как Брайант, все же есть клыки. Но он был столь жалким презренным трусом, что тогда я просто выбросил его из головы. Я был гораздо больше озабочен неудобствами, которые мог составить этот жирный дурак Дюберли, что могло затруднить долгожданный визит моего петушка в гнездышко мисс Фанни. Уверен, что она подводила игру именно к такому финалу, после целого-то дня наших игралок на пикнике, но теперь Дюберли портил мне всю малину своим присутствием: он вился над ней за чаем, вертелся вокруг нее в гостиной и, наконец, предложил ей руку, когда все собирались проследовать к обеденному столу. Локк и остальная родня были на его стороне — я это видел и не мог оттереть Дюберли в сторону, как легко сделал бы в любом другом месте. Все это было дьяв…ски утомительно, но что за удовольствие, если все получается слишком уж просто, сказал я себе и принялся разрабатывать план, как бы мне выманить леди на скользкую дорожку (что еще в школьные дни всегда советовал нам Шекспир).

От этих приятных размышлений меня оторвал старый Моррисон, который разбранил меня тет-а-тет за то, что он определил как «безбожную трату времени на увивание за безмозглой пустышкой». Это означало, что я должен был потратить целый день, ловя каждое слово, готовое сорваться с губ Бентинка, Д’Израэли и Локка, которые были поглощены политическими комбинациями. Я успокоил его обещанием, что присоединюсь к ним после обеда, что и сделал. Ну и скучное это было дело, доложу я вам! Помнится, их очень занимал ирландский вопрос, и они были озабочены приговором и перевозкой одного из мятежников по имени Митчелл. Старый Моррисон был за то, чтобы его повесили, и впал в ярость, когда остальные решили выслать бунтовщика в Вест-Индию, причем путешествие должно было пройти не в цепях и не на хлебно-водяной диете. [222]

— Если бы этого чер…ва негодяя повезли на одном из моих судов, то из еды ему достались бы только древесные опилки и то немного! — проскрипел наш милый добрый папочка, и все присутствующие воскликнули «Да-да!» и согласились, что именно мягкое обращение с недовольными и способствует распространению антиправительственной агитации. Опасались, что пэдди [223] могут восстать в любой момент, и поговаривали, что Дублин будет осажден. Конечно же, все это была ерунда — ведь не бывает же настоящего бунта из-за гнилой картошки.

После этого разгорелись горячие дебаты насчет того, хочет ли рабочий класс реформ и какого-то Хьюма проклинали и называли мерзавцем, затем Д’Израэли рассуждал о сумасшедших идеях насчет того, чтобы лишать членства в Парламенте тех, кто не может расплатиться со своими долгами — без сомнения, тут были замешаны и его личные интересы, — а я сидел и слушал, смертельно скучая, пока Бентинк не предложил мне вернуться к леди.

Но и здесь было не слишком весело, поскольку миссис Локк читала вслух великий новый роман под названием «Джен Эйр». По выражению лиц Фанни и других юных мисс я понял, что они чувствовали бы себя гораздо бодрее, если бы им читали «Варни-вампира» или «Суини Тодда — демона-брадобрея». [224] В другом уголке старшее поколение разглядывало книжку с картинками — похоже, про германские церкви. Еще в одной группе женщины вышивали, шушукаясь между собой, а в прилегавшем к залу салоне какая-то истеричная сучка пела «Кто сойдет со мной в долину» под довольно-таки вялый аккомпанемент гувернантки за фортепиано. Еще парочка старых кляч играла в трик-трак, а Дюберли рассказывал каждому, кто только был готов его слушать, что он был бы рад служить в Индии, но его здоровье — вы ведь знаете? — не позволяет осуществить эту заветную мечту. Посмотрев на все это, я задал себе вопрос, долго ли смогу еще выдержать. Полагаю, именно Бентинк предложил сыграть в карты — Локк не был похож на человека, способного терпеть эти дьявольские выдумки под крышей своего дома. Но, видите ли, Бентинк был настоящим львом, и его никто не мог бы упрекнуть, а кроме того, в те дни еще сохранялись некоторые послабления, которых вы бы уже не застали позже, в шестидесятых-семидесятых. К началу игры я опоздал, так как меня задержала какая-то старая мегера — настоящий драгун в юбке, — которая горела желанием узнать, что я думаю об ее кузине Присцилле, которая прислала письмо в конверте, вместо того чтобы просто сложить и запечатать его воском, как в старые добрые времена. Я уже потерял надежду избавиться от нее, как вдруг появилась Фанни собственной персоной, брызжущая весельем, сыплющая милыми бессмыслицами, и настояла на том, чтобы я пошел с ней подсчитывать очки.