Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена

Так что теперь дело было только за тем, чтобы пробраться последнего числа месяца в Дувр, что я и проделал, приехав после наступления темноты и просочившись со своим саквояжем на причал под прикрытием толпы. Я молил Б-га, чтобы ни Тигг, ни герцог не расставили здесь своих подонков с целью перехватить меня – ничего, конечно, не случилось, но я не прожил бы такую долгую жизнь, если бы не исходил из худшего и не готовился к нему. Лодка перевезла меня на паровой бриг Соломона, где состоялось великое воссоединение двух влюбленных: Элспет квохтала надо мной, сгорая от нетерпения вызнать, где я пропадал, – она-де так переживала , а старый Моррисон пробурчал: «Хм, явился, и, как всегда, с последней кукушкой». И добавил что-то про татя в нощи. Соломон внешне был весь радушие – но не ему было обмануть меня: он просто маскировал свое разочарование тем, что я встал между ним и Элспет. Это почти примирило меня с путешествием: в каком-то смысле оно было дь-ски неудобным, и сам я вряд ли бы с легким сердцем вернулся на Восток, но так хотя бы моя ветреная пташка окажется под присмотром. Поразмыслив, я пришел к выводу, что это и послужило главной причиной моего отъезда, а вовсе не Тигг или герцог – с середины Ла-Манша их фигуры не казались и вполовину такими страшными, как прежде, – и решил извлечь все возможное из круиза, который, кстати, обещает оказаться весьма приятным.

В этом я мог положиться на Соломона, не поскупившегося на оснащение своего брига «Королева Сулу». Судно было самое современное, приводимое в движение винтом, с двумя мачтами для хода под парусами и с трубой, смещенной далеко назад, так что вся передняя часть палубы, отведенная для нас, оказывалась свободной от клубов дыма, улетавшего за корму и черным облаком стелющегося за нами. Каюты наши, напротив, располагались на корме, подальше от трюмного смрада, и там все было по первому разряду: дубовая мебель с изогнутыми ножками, персидские ковры, отделанные панелями переборки с картинами акварелью, туалетный столик с зеркалом, при виде которого Элспет захлопала в ладоши, китайские ширмы, великолепный хрусталь и шикарный бар с напитками, механические вентиляторы и двуспальная кровать с шелковым бельем не хуже, чем в лучших публичных домах Нового Орлеана. «Отлично, – думаю я, – это получше, чем „жариться на решетке“ [795]. Мы тут будем как дома».

Прочая обстановка была под стать: салон, в котором мы обедали, не оставлял желать лучшего по части еды, напитков и обслуживания – даже старый Моррисон, канючивший с тех самых пор, как согласился поехать, сразу успокоился, стоило подать первый наш «морской обед». Тесть даже улыбнулся, чего я не видал со времени, как он в последний раз урезал зарплату своим рабочим. Соломон проявил себя радушным хозяином, стараясь предупредить малейшее наше желание: первую неделю он даже специально держался у берега, чтобы мы могли обрести «морские ноги» [796]. Перед Элспет же вообще раболепствовал: когда выяснилось, что она забыла дома туалетную воду, он высадил ее горничную в Портсмуте с поручением доехать до Лондона и ждать нас в Плимуте. Обходился он с нами по-королевски, ей-богу, и не смущался перед расходами.

Только две мелочи вносили для меня разлад в эту роскошную идиллию. Первая – команда: в ее составе не было ни одного белого. Когда я взбирался накануне вечером на борт, мне помогали два ухмыляющихся желторожих мерзавца в бушлатах и без башмаков; я обратился к ним на хинди, но они только оскалили коричневые клыки и затрясли головами. Соломон пояснил, что это малайцы; помимо них на борту есть несколько арабов, служащих механиками и кочегарами, но ни одного европейца, за исключением шкипера – довольно неприветливого лягушатника, в шевелюре которого угадывалась примесь негритянской крови. Последний обедал в своей каюте, и мы его почти не видели. Меня эта желтая команда не слишком заботила, но все-таки я предпочитаю слышать на баке голоса британцев или янки – так как-то спокойнее. Как ни крути, Соломон был торговцем с Востока и сам полукровка, так что это, видимо, было вполне естественно. К тому же они у него ходили по струнке и от нас держались на расстоянии, за исключением узкоглазых стюардов, молчаливых и вышколенных по первому разряду.

Другой мелочью было то, что «Королева Сулу», будучи оборудована, как плавучий дворец, несла десять орудий – почти максимальное для брига вооружение. Я заметил, что это многовато для прогулочной яхты, на что Соломон говорит с улыбкой:

– Это судно слишком ценное, чтобы им рисковать. В Восточных водах английские и голландские военные корабли не слишком гарантируют безопасность. А еще, – он кланяется нам, – оно несет дорогой груз. Пиратство, знаете ли, не чуждо тем островам, и хотя добычей по большей части становятся беззащитные местные суденышки, лишние меры предосторожности не помешают.

– Вы говорите, что там опасно? – вытаращил глаза Моррисон.

– Нет, не опасно, – отвечает Соломон, – когда у нас на борту десять орудий.

Чтобы успокоить старого Моррисона и покрасоваться перед Элспет, он созвал все четыре десятка своих матросов для орудийных учений. Парни оказались на высоте, нет слов: они сновали по выскобленной добела палубе в своих бушлатах и коротких штанах; по дудке боцмана-араба четко, как гвардейцы, накатывали пушки, забивали в ствол ядро и застывали у орудий подобно тем желтым божкам. Потом нам продемонстрировали упражнения с холодным и огнестрельным оружием, и снова ребята работали, как часы, – мне пришлось согласиться, что даже наши обученные войска не смогли бы лучше. Прибавьте к этому скорость и маневренность «Королевы Сулу» и поймете, что она не уступила бы даже военному кораблю.

– Но это по большей части перестраховка, – говорит Соломон. – Мои владения находятся в мирных краях, по преимуществу, в материковой Малайзии, и я не рискую забираться в опасные воды. Но, по моему мнению, лучше быть готовым ко всему, и он стал распространяться про железные баки для воды и запасы из консервированных продуктов.

Но мне все равно доставило бы удовольствие видеть среди нас побольше белых лиц и каштановых бакенбард. А так белых было всего трое – ну и Соломон, естественно, – а впереди нас ждал, как никак, далекий путь.

Впрочем, увлекательное путешествие вскоре заставило забыть о сомнениях. Не стану докучать вам описаниями, просто скажу, что это был самый приятный круиз в моей жизни, и мы даже не замечали, как пролетают неделя за неделей. Соломон говорил про три месяца, необходимых на дорогу до Сингапура – на деле мы потратили вдвое больше, но не пожалели ни об одной минуте. В течение лета мы неспешно плыли вдоль берегов Франции и Испании, посетили Брест, Виго и Лиссабон, будучи радушно приняты местным обществом – у Соломона был просто талант по части заведения знакомств, – а потом спустились в теплые широты, к Африке. Оглядываясь на прошлое, могу заявить, что мне бессчетное число раз приходилось проделывать этот путь на самых разных средствах – от «индийца» до «работорговца», но тот круиз не имел ничего общего с прочими путешествиями. Еще бы: мы устраивали пикники на марокканском побережье; совершили экскурсию к забытым развалинам под Касабланкой; катались на верблюдах с закутанными в чалмы погонщиками; бродили по берберским базарчикам; любовались танцами с огнем на фоне массивных стен древних корсарских замков, наблюдали за скачками среди бедуинского племени; пили кофе с седобородыми пашами в тюрбанах; даже купались в теплой голубой воде, расположившись на протянувшимся на многие мили пустынном песчаном пляже под сенью покачивающихся на ветру пальм. И каждый вечер по возвращении нас ожидала роскошь «Королевы Сулу», с ее белоснежными простынями, сверкающим серебром и хрусталем, и китайскими стюардами, ловящими в прохладном сумраке салона малейшее твое желание. Ну, однажды за время своих странствий мне довелось быть кронпринцем, но никогда не переживал я ничего подобного тому вояжу.