Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена

– Так, и што тут за дела, приятель? – раздался голос. – Ну и здорово же тебя угораздило! Немного подливки – и твой окорок вполне сгодился бы на ужин!

Вот любопытный факт, которым я не раз щеголял, обедая в американских клубах: я оказался последним человеком из форта Бент. Его так никогда и не отстроили заново. Когда несколько лет спустя мне довелось снова побывать там, он так и лежал в развалинах, среди которых рыскали койоты. Но главный курьез заключается в другом: по треклятому закону подлости я мог стать последним человеком, покинувшим Бент в целости и сохранности, не окажись настолько озабочен спасением собственной шкуры. В этом кроется мораль, полагаю, да только я никогда ей не следовал.

А дело обстояло так. Как раз в тот миг, когда выехал второй фургон и индейцы готовились устроить ему теплую встречу, на тропе появилась группа не кого-нибудь, а горных охотников. Их привлекли дым и звуки битвы. Эти парни церемоний разводить не привыкли – мигом оценив ситуацию, они двинулись в атаку не хуже Тяжелой бригады, и так как трапперов было десятка четыре, индейцы живо взяли ноги в руки, оставив на траве изрядное количество трупов. Так что парни в фургонах, отправлявшиеся, как я полагал, на верную смерть или в плен, преспокойно достигли места назначения, в то время как бедный старина Флэши едва не поджарился, хорошо хоть совсем копыта не отбросил.

Но имелись тут и свои хорошие стороны. В качестве единственного серьезно раненного с нашей стороны – удивительная вещь, но из всех бывших в форте только один саванеро получил стрелу в ногу, да Клаудия сломала кисть во время крушения второго экипажа – я оказался в центре внимания. Сьюзи, державшаяся весь бой с мужеством Грейс Дарлинг [997], при виде моего обугленного туловища зарыдала в голос; инвалиды суетились вокруг с горячими припарками, пилюлями и советами, которые наверняка свели бы меня в могилу, если бы охотники вежливо не послали их куда подальше. Они забинтовали вывихнутую лодыжку и смазали раны весьма целебной смесью из растений и медвежьего жира.

Но примечательнее всего, однако, было поведение Клеонии. Когда меня, еще слегка дымящегося, принесли к экипажам, у нее началась истерика. Ее даже пришлось держать, чтобы она не кинулась на меня. Я не предполагал, что чертовка так привязана ко мне – это вовсе не походило на прежнюю хладнокровную Клеонию, – и я слегка оторопел. Сьюзи была настолько расстроена, что, похоже, не заметила знаков внимания, оказанных «массе» его служанкой, и слава богу. Кстати сказать, ожоги оказались пустяковыми, зато из-за лодыжки мне недели две пришлось провести в кровати, как раз до нашего отправления в дальнейший путь.

Среди горных охотников находился некий Фицпатрик [998], слывший в тех краях большим человеком, и по его совету мы дождались прибытия с востока каравана, к которому он со своими людьми присоединился по дороге на Санта-Фе. Судя по слухам, к югу нас ожидали всевозможные загвоздки с индейцами, но с караваном из сотни фургонов нам можно было чувствовать себя спокойно. От Фицпатрика мы узнали, что встретившееся нам на пути в Бент большое сборище индейцев принадлежало к народу команчей. Племя славилось как непримиримой враждой с шайенами, так и познаниями в медицине: но вот намеревалось ли оно свести счеты со своими ослабленными врагами или заняться исследованием эпидемии холеры, так и осталось тайной за семью печатями. Осадившие нас в Бенте парни оказались сбродной шайкой из ютов (ненавидевших всех) и псами-воинами [999]каойва (почитавшихся мирными, но не устоявшими перед соблазном пограбить наш маленький караван). Но с этого времени, каждый раз как заговаривали про индейцев, слышалось новое и грозное название: «апачи». Само слово звучало зловеще, и, слыша его, горные охотники мрачно покачивали головами.

Что до меня, так я этими краснокожими был сыт по горло, но, по словам Фицпатрика, мы отделались на редкость удачно. Сумасшедшая гонка до Бента стоила нам трех погонщиков и двух фургонов, зато во время разрушения самого форта мы лишились только ничтожной части имущества. От взрыва обрушилась южная стена, открыв доступ к каретному парку, и охотники с саванеро воспользовались переменой ветра, чтобы вывести оставшиеся наши четыре фургона. Так что, к облегчению Сьюзи, наши пожитки остались при нас, если не считать того фургона с кларетом и еще одного, с провизией.

Зато Бент представлял собой печальное зрелище. Взрыв стер с лица земли третью часть его, огонь пожрал остальное, включая юго-западную башню с пороховыми бочонками, которые, как ни странно, не взорвались – просто полыхали, как гигантская римская свеча. Рассказывали, что огонь видели даже солдаты из форта Манн, а это за сто пятьдесят миль от Бента. Горные охотники были крайне опечалены случившимся – для них это было равнозначно тому, чем могло бы стать для нас разрушение собора Святого Павла или Тауэра, а может, и того прискорбнее. [1000]Помню, как трое из них толковали друг с другом на закате, пристроившись у фургона, как раз в ночь перед началом пути на Санта-Фе. Они покуривали трубки, глядя на руины, залитые багровым светом умирающего дня.

– Помню, как впервой увидал Бент. Мы с ребятами с Грин-ривер пришли из Сауз-Парк лет пятнадцать тому. Я глазам своим не поверил – мне все казалось, щас выйдет великан и заревет: «Фи-фай-фо!» Даже представить не мог, что его разрушат.

– Тоскливо нам будет без Большого Приюта.

– Тоскливо? Что ты мелешь, осел? Кто ж тоскует по месту ? Тосковать по народу надо.

Последовала долгая пауза.

– Может, оно и так. Но кто ж не знал, что если тебе надоело добывать бобра на Паудере или торчать в деревне черноногих или тетонов, стоит только захотеть – и ты придешь к этим воротам, увидишь, как Сент-Врен с Максвеллом смеются на веранде, покуривая свои сигары, и как Маленький Белый Человек собственной персоной сидит у себя на складе, пересчитывая шкурки, словно скряга. Или как старина Билл лается с кузнецом.

– Или отведать тыквенного пирожка, приготовленного Черной Сью, а?

– Это точно. Эти парни могли бизона целиком заглотить, с хвостом и рогами, но все равно оставляли местечко для ее пирога.

– Вот я про то и твержу: не в месте дело, а в народе . Ну и в пироге, может статься. Но вообще-то, народ и сейчас здесь, правда ведь?

– Ясное дело. Вот только никогда им уже не прийти в Бент, потому как его нету больше. И они, наверно… уже не будут такими, как раньше, без Бента-то?

– Еще как будут, дурень! Какими были , такими и останутся, до самой могилы . Куда ж еще дальше?

– Может, и остались , – продолжал упираться Платон из прерий, – кабы Большой Приют стоял где был . Но теперь его нет, и скоро никто и не вспомнит о нем. Многие помнят сейчас старые местечки на Грин или Бигхорне, где прежде останавливались по пути на Санти-Фи?