Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена

– Что вы, должно быть, обо мне подумали? – пролепетал он. – Непростительно… прошу извинить… грасиос… Который уже час?

Каким он еще был мальчишкой! Договорив, он склонился над ее рукой, после чего стал деликатно обсуждать со мной счет.

– Вы так любезны, сэр, – говорит, и меня так и обдало Вест-Пойнтом. – По своем возвращении буду иметь честь настаивать отплатить вам за ваше безмерное гостеприимство. Сэр… Миссис Комбер…

« Если вернешься», – подумал я. Сколько таких вот отважных юнцов видел я на афганской границе и не сомневался, что апачи-мескалеро, или как там их еще звать, вряд ли уступят своим собратьям-афридиям в искусстве приготовления на медленном огне молоденьких субалтернов.

– Ну разве не милый мальчик? – спрашивает Сьюзи, глядя ему вслед с простодушным вожделением. – Честное слово, иногда мне так хотелось бы начать все сызнова. Я бы такого красавчика ни за что не упустила.

Ха, ничего себе разговорчики перед лицом богоданного супруга! Похоже, мастер Харрисон не один перебрал сегодня «Эль-Пасо».

– Давай-ка взглянем на город, – продолжает она.

И мы совершили тур по шумным, щедро припудренным пылью улицам, восхищаясь роскошным нью-мексиканским закатом и живописной толпой на плазе. Во всех посадах и прочих увеселительных заведениях жизнь, казалось, била ключом, они были до краев заполнены искателями удовольствий, и если хватало свидетельств тому, что большинство иммигрантов едва сводят концы с концами в своих фургонах и лачугах, было также ясно, что в Санта-Фе найдется немало тех, кому деньги попросту жгут карман. Такого я даже в Новом Орлеане не видел: выпивка лилась рекой, музыка и смех звучали повсюду, а золота, серебра и украшений было столько, что хоть монетный двор открывай. Мода тут царила роскошная, на испанский лад: стройные кабальеро в расшитых рубашках и ярких мангас [1009], шикарных панталонах-кальсонеро с разрезами от бедра до лодыжки и с серебряными пуговицами; в зубах пуро [1010], с богатым сомбреро, висящим за спиной на шнурке. Они щеголяли по улицам или прохлаждались по углам, болтая с какой-нибудь разодетой красоткой из побланас [1011]и провожая глазами стройных сеньорит из благородного общества, стучавших высокими испанскими каблучками и сиявших в свете фонарей шелками самых причудливых расцветок. Клянусь Юпитером, это было местечко для томных очей, блестящих волос, бархатной кожи и нежных духов, для обтянутых шелком ног, элегантных вееров и отделанных бахромой ребосо [1012].Не было ни одного парня в замшевой куртке, торговца-янки или вакеро, с песнями и смехом шляющегося между посадами и мюзик-холлом, в чьей мозолистой руке не покоилась бы нежная ручка, а к плечу не прижималась смазливая смуглая мордашка.

Здесь было немало как представителей лучших американских классов – местных ранчеро и торговцев, так и горных охотников, трапперов, старателей с приисков в Альбукерке – все гуляли напропалую, словно ждали завтра наступления Судного дня. Шумные, навязчивые крестьяне и крестьянки торговали вразнос индейскими безделушками или бранились между собой у освещенных витрин. Юные переселенцы, у которых еще остались кое-какие наличные, спешили спустить их на удовольствия, в тени вдоль стен сидели нищие и прокаженные. Еще там были индейцы: не те мерзкие Indios manzos [1013], а высокие молчаливые люди, закутанные в одеяла и серапе – наши соратники по борьбе с дикими воинами, которых мы видели в прериях. Они шествовали сквозь кишащую толпу, храня невозмутимые лица и не роняя ни единого слова.

Мы посмотрели на фанданго – один из знаменитых танцев. Представление проходило в sala , или зале для танцев, расположенном на плазе. Зал представлял собой просторный холл, пустой, как манеж для верховой езды, со скамьями по стенам: на одной стороне для мужчин, на другой – для женщин, и помостом для музыкантов – разношерстной шайки ухмыляющихся латиносов, вовсю наяривающих на мандолинах, гитарах, барабанах и тамбуринах. Тут царил по преимуществу тот разбитной, веселый испанский дух, который мне по нраву – сам я не танцор, но люблю посмотреть на профессионалов за работой, особенно на профессионалок. А вид этих смеющихся, сверкающих очами побланас в ярких жакетах в горошек и коротких юбочках, подлетающих вверх, стоило танцовщицым пристукнуть ножкой по полу, никого не оставил бы равнодушным. Грациозные, словно чайки, девушки кружились со своими партнерами – элегантными, остролицыми даго в мангас. Зрители – краснорожие детины, насквозь пропитанные таосским виски и вином, бородатые старатели в мятых шляпах и алых рубахах и здоровенные неуклюжие охотники вопили и улюлюкали, как индейцы. О качестве публики – или количестве выпитого – говорит факт, что пока на одном конце холла гремела латинская сарабанда, на другом – к всеобщему удовольствию – буйные трапперы во всю отплясывали вирджинскую кадриль. Но даже самые пьяные расступились, когда на танец вышел толстый коротышка в перехваченной кушаком рубахе с объемными, словно колокола, рукавами, ведя под ручку высоченную деваху с бешеными глазами, одетую в красную шелковую мангу и юбку с оборками. Эта пара не была самой привлекательной в зале – усы у нее лишь самую малость уступали моим, – но вот она щелкнула кастаньетами и поплыла величаво, как галеон, коротышка же, с которого пот лился ведрами, хлопал в ладоши, крутился и вертелся вокруг нее. Ритм нарастал, и все вокруг стали бить в ладоши и кричать: «Viva! Vaya! Olé! [1014]Задай-ка жару, маленький латинос! Ура, bella Manola! Bueno!» [1015]. Танцоры бок о бок двигались от одного конца длинного зала к другому, держась прямо и перемещаясь не быстрее улитки, хотя каблуки их стучали по полу с такой скоростью, что глаз не успевал следить за мельканьем ног, и когда они, широко взмахнув руками и, оглушительно притопнув, закончили, крыша холла буквально взлетела на воздух. Пара, тяжело отдуваясь, раскланялась, и под гром аплодисментов в них полетели золотые и серебряные монеты, и даже драгоценности. Я видел, как одна красотка сняла свои серьги и метнула их на сцену с криком «Brava!» [1016], а бывший с ней крепко сбитый ранчеро кинул свою бриллиантовую булавку.

– Ну ладно, – говорит Сьюзи, хлопнув меня по руке. – Пойдем поглядим, что у них тут еще интересного.

И мы отправились в один из многочисленных игорных домов Плазы, где понтеры толпились вокруг столов, заваленных дублонами, песо и долларами, пробуя свою удачу в фараон, двадцать одно и все остальные известные забавы для простаков. Я и так уже пришел к выводу, что Санта-Фе представляет собой весьма странное, экстравагантное сообщество, но все равно был удивлен размером сумм, переходивших из рук в руки тем вечером. Игроки Санта-Фе, будь это пьяные торговцы, разодетые в пух и прах мексиканцы, отчаявшиеся переселенцы, хладнокровные щеголи с пистолетами за поясом или даже пара священников с тонзурами – последние явно обладали бездонной мошной и каждый раз осеняли себя крестом перед тем, как бросить кости – явно не страдали от жадности. К тому же их искусно поощряли крупье, по большей части мексиканские красотки в жакетах с низким вырезом. Сгребая ставки, они предусмотрительно склонялись пониже, чтобы сдобрить несчастным горечь утраты. Предводительствовала ими знаменитая донья Тулес – греческая богиня с длинными черными волосами и роскошными плечами. Покуривая сигаретку, она расхаживала между столов, а шлейф воздыхателей волочился за ней следом.