Нина Соротокина - Гардемарины, вперед! Книга 1 и 2

- Живо наверх!- скомандовал Гаврила, растолкав несчастного кучера. - Затопи печь да колбы вымой!

- Тайно не пойду!- взвыл Евстрат. На лице его был написан такой ужас, словно он во сне видел кошмары, а Гаврила воплощал в себе самый ужасный из них.

- Ну погоди, бездельник! Ужо с Никитой Григорьевичем сейчас потолкую. Ты у меня будешь работать!

Трое друзей встретили камердинера с восторгом.

- Гаврила, выпей с нами! За удачу, гардемарины! Гаврила горестно вздохнул и пригубил вино.

- Здесь такое дело… Евстрат, парнишка молодой, помощник кучера… изъявляет пристрастие…

- О, Гаврила, только не сейчас,- взмолился Никита.

Камердинер прошел в свои апартаменты, растопил печь, перемыл посуду и опять принялся толочь серу, но образ безмятежно дрыхнувшего кучера стоял перед глазами, как жестокая насмешка, как напоминание о зря упущенных деньгах, и Гаврила опять пошел в библиотеку.

Там было шумно. Он приоткрыл дверь, прислушался.

- Для меня ясно одно,- услышал он голос Белова.- Лестоку эти бумаги отдавать нельзя. Если бы я мог спросить совета Анастасии, она бы сказала - сожги, порви, утопи в реке, только не отдавай их Лестоку.

- Да я про Лестока сказал только в том смысле, чтоб он от тебя отвязался, - попробовал оправдаться Алеша. - А бумаги теперь… так, пыль. Анне Гавриловне они уже не помогут. Понимаешь?

- Он все отлично понимает, - вставил Никита, - я хочу добавить… Жители древних Афин говорили…

- К черту Афины!

- К дьяволу древних жителей!

- А оные жители, - невозмутимо продолжил Никита, - говорили: взял слово-держи. Это дело чести! Бумаги надо вернуть Бестужеву.

- Вот и верни, - обрадовался Алеша. - Через батюшку своего. Это дело государственное. И хватит про эти бумаги, надоело. Тост…

- Тост… - согласился Саша. - За любовь, гардемарины!

Гаврила опять отправился восвояси, а когда час спустя он вернулся в библиотеку,она уже была пуста. Друзья наши, оставив приют веселья, смотрели сны, каким-то невообразимым способом разместившись втроем на широкой Никитиной кровати.

- Это ж надо, столько винища вылакать,- ворчал Гаврила, убирая библиотеку. - А завтра: «Голова болит… не до тебя… потом». А мерзавец кучер тем временем будет мои деньги по ветру пускать!

Он убрал бутылки, вытер разлитое вино, подобрал разбросанные по полу старые письма. «Сжечь,что ли?- подумал он, вертя в руке пожелтевшие листы, потом посветил свечой. «Черкасский» было написано внизу убористо исписанной страницы. - Это какой же Черкасский? Уж не Аглаи ли Назаровны муженек?»

Он сложил письма в пачку, перевязал грязной, атласной лентой, что висела на стуле, и спрятал пакет за книги. Внимание его привлек обшитый в красный сафьяновый переплет толстый фолиант, он раскрыл его- о, чудо! Это был Салернский кодекс здоровья, написанный в четырнадцатом столетии философом и врачом Арнольдом из Виллановы.И, забыв про ленивого Евстрата, про пьяного барина и зловредного Луку, Гаврила с благостной улыбкой погрузился в чтение.

Друзья проснулись в полдень. Александр и Алеша мигом вскочили, умылись, оделись, а Никита все сидел на кровати, тер гудящий затылок и с ненавистью смотрел на кувшинчик с полосканием, который Гаврила держал в руке.

Дверь неслышно отворилась, и вошел Лука.

- Письмо от их сиятельства князя.

Никита быстро пробежал глазами записку и бросил ее на поднос.

- Ничего не понимаю. Отец собирался в Париж, а уехал в Киев.

- Надолго? - быстро спросил Саша.

- Пишет, на десять дней.

- Ну, наше дело терпит.

- Терпеть-то терпит… Но я так и не поговорил толком с отцом. - Никита улыбнулся, пытаясь за усмешкой скрыть смущение:

«Огорчился, как мальчишка…»

Видно было, что Гаврила тоже переживает за барина, но не в его правилах было менять привычки.

- Полосканье, Никита Григорьевич… А то никогда ваше горло не излечим…

- Господское здоровье надо оберегать не полосканием,- Лука стрельнул в камердинера злым взглядом,- а хорошим уходом и истовой службой.

- Слышь, Гаврила, не полосканием. - Никита стал натягивать рубашку.

- Зря одеваетесь. Все равно будем холодное обтирание делать.

- О, мука! До чего же вы мне все надоели! - Никита не мог скрыть своего раздражения.- Лука, полощи горло! Береги барское здоровье истовой службой!

Лука брезгливо скривился и задом вышел из комнаты. Отравит Гаврила барина. Уже и на нем, старом дворецком, решил он попробовать свои мерзкие снадобья. Вскипел Лука душой, и вскипевшая душа требует разрядки: тому пинок, этому позатыльник. И вдруг словно за руку себя схватил: «Хватит! Повинюсь перед барином и буду блюсти себя. Но как жить, люди добрые? Разве одним голосом можно дворню в порядке содержать? Все в доме пойдет прахом! Но иначе Гаврилу не побороть. Барская жизнь дороже, чем беспорядок».

А Гаврила меж тем растирал губкой спину барина и приговаривал елейным голосом:

- Вчера ночью,когда вы, извиняйте, лыка не вязали, я в библиотеке какие-то старые бумаги подобрал и в книгах спрятал.

- Спасибо,Гаврила.- Никита выразительно посмотрел на друзей, «конспираторы липовые, идиоты»- говорил этот взгляд.

- А когда я письма прятал,- продолжал камердинер, - то заприметил на полке латинскую книгу про растительного происхождения компоненты…

- Бери, шут с тобой, - сразу понял Никита.

- И еще такое дело… Евстрат, парнишка молодой, помощник конюха, проявил истинное любопытство к наукам.Так и рвется… Я думаю, Никита Григорьевич, пусть повертится парень у плиты, колбы в руках подержит. У Луки половина дворни без дела шатается, а «оциа дант вициа», сами говорили… праздность рождает пороки…

Так Евстрат поступил в полное рабство к Гавриле, но ненадолго, как покажут дальнейшие события.

После завтрака друзья опять собрались в библиотеке, чтобы, как сказал Саша, «обсудить набело наши виды». К ним вернулось вчерашнее, веселое, дурашливое настроение. У них было такое чувство, словно все свои беды, радости, неожиданности и приключения они свалили в общий ящик, перемешали их, перепутали, как детские игрушки, а теперь начнут самую интересную взрослую игру. Перед ними клетчатая доска, где-то в серой, мглистой дали притаились черные: ферзь- вероломный Лесток, бравые кони его- Бергер и Котов и целая армия пешек- агенты Тайной канцелярии. А кто с нами? Нас трое, гардемарины! И да здравствует дружба и наш девиз: «Жизнь Родине, честь никому!»

- Первый вопрос все тот же - бестужевские бумаги, - начал Саша.

- С этим вопросом все решили!

- Я понимаю, но хочу добавить, глупо отдавать эти бумаги вице-канцлеру просто так.

- Почему глупо и что значит твое «просто так»? - невозмутимо спросил Никита.

- А потому что утро создано для умных мыслей, и вот что я придумал. Пусть твой батюшка устроит нам аудиенцию у Бестужева, куда мы пойдем втроем. Ты, Алешка,руками-то не маши,я дело говорю. Поймите, того, кто отдаст Бестужеву эти бумаги, он озолотит. А если не озолотит, говорят, вице-канцлер скуп, то исполнит любое наше желание, как джинн из бутылки. Ну, я не прав?…