Джон Биггинс - Австрийский моряк

«Императорский и королевский военный министр с прискорбием извещает… При тщательном изучении списков Красного Креста не обнаружен… Посему считается погибшим… Личные вещи покойного могут быть получены в полковом депо (Лейтмериц) в тридцатидневный срок с сегодняшнего дня (см. дату на штемпеле)»…

Старик, думается, воспринял удар не так плохо. Если честно, то как новообращенный пангерманский националист, он больше сожалел о том, что сын погиб в драчке между обреченным домом Габсбургов и племенем балканских овцекрадов, вместо того, чтобы исполнить высокое предназначение германской расы, подставив себя под русские пули.

Из задумчивости меня вывел пронзительный свисток паровой пинассы. Прибыли мешки с почтой и пара запоздалых пассажиров, и мы легли на курс к императорской и королевской базе подводных лодок Пола-Бриони, где мне предстояло вступить в новую должность, приняв командование субмариной U-8. В очередной раз я извлек из бумажника телеграмму Марине оберкоммандо [6] Главного командования ВМС Австро-Венгрии. . Да, в ней черным по белому значилось: «вступить в командование с момента прибытия в Полу». Выходит, я уже капитан подводной лодки. Впрочем, в те дни эта честь казалась мне почему-то не слишком значительной.

Пока пинасса неспешно разрезала воды гавани, вокруг наблюдалось изрядное оживление. Сновали патрульные катера, шлюпки c уволенными на берег, буксиры и десятки прочих маломерных судов. К ним стоило прибавить пару ошвартованных у заправочного причала эсминцев, хотя большая часть легких сил базировалась теперь южнее, в Каттаро. Когда началась война, меня не было в Европе — я находился на китайской станции в составе экипажа крейсера «Кайзерин Элизабет», и на родину смог вернуться только в феврале, пережив множество приключений, которые нас пока не касаются. Теперь линейные корабли предстали моему взору в темно-зеленой защитной окраске, а склоны гор по направлению к городу опоясывали линии траншей и колючей проволоки. Десятилетиями росшие кусты были срезаны с гласисов окружающих гавань фортов, видимо с целью позволить вражеским артиллеристом с большим комфортом поражать слабо бронированные казематы и укрытые в них пушки, которым скорее пристало размещаться в музее. Над расположенном на мысу фортом Музил рвался с привязи змейковый аэростат, рея на ветру, а к выходу из гавани подлетал гидросамолет, направлявшийся на юг с целью проинспектировать минные заграждения у мыса Порер. Если бы не эти внешние признаки активности, в то апрельское утро легко могла закрасться мысль, что война происходит за тысячи миль от Полы. Да если подумать, она и шла за тысячи миль отсюда. На западном и восточном фронтах могли бушевать сражения, но с учетом хранящей нейтралитет Италии и увязшего в Дарданеллах английского средиземноморского флота, нашим единственным реальным неприятелем оставался французский военный флот. В первые месяцы войны французы предприняли несколько робких вылазок через Отрантский пролив в Южную Адриатику. Но как раз накануне Рождества U-12 Эгона Лерха удалось торпедировать французский дредноут — не смертельно, но достаточно, чтобы отбить энтузиазм к подобным эскападам. С тех пор французские линкоры ушли на Мальту, лежащую в девяти сотнях миль от Полы, и редко высовывали оттуда нос. Патовая сложилась ситуация: они не трогали нас, мы не беспокоили их. Когда наш катер обогнул корму линкора «Франц-Фердинанд» мы полюбовались зрелищем, как порядка трех сотен членов его экипажа занимаются установкой вдоль бортов корабля тяжеленных стальных противоторпедных сетей. Надрывная, ненавистная всем работа, к тому же абсолютно бесполезная, поскольку современная торпеда проходила сквозь эти сети словно стрела через кружевную занавеску. Да, было совершенно очевидно, что упражнения с сетями затевались ни с какой иной целью, как хоть чем-то занять команду, ошалевшую от многомесячного стояния на бочке. Морской департамент Военного министерства предложил мне на выбор место второго артиллерийского офицера на одном из линейных кораблей или должность командира субмарины. В эту минуту я благословил себя за порыв, подтолкнувший выбрать второе. Какие бы неведомые опасности не подстерегали меня на этом пути, они не будут хуже выматывающей рутины службы на запертом в порту боевом флоте. Возможно, в итоге я пойду на дно, но по пути хоть развлекусь немного.

Пинасса миновала форт Кристо, затем пробралась между минными полями и противолодочными сетями, преграждавшими вход в акваторию. Десять минут спустя мы вошли в миниатюрную гавань острова Бриони.

Остается загадкой, чем руководствовалось командование, когда с объявлением в июле прошлого года войны переместило скудную, в составе шести единиц, флотилию австро-венгерских субмарин на Бриони. Самое вероятное объяснение кроется в том, что в те дни никто, а меньше всего австрийцы, не имел более-менее ясного представления о том, как можно задействовать эти странные, до сих пор полуэкспериментальные корабли в реальных боевых действиях. Одновременно многие старались сделать так, чтобы подводные лодки и их неблагонадежные в общественном плане экипажи не путались под ногами у надводного флота, потому как субмарины имели устойчивую тенденцию тонуть на входе в порт, садиться на мель и вообще устраивать разные пакости. Бриони подходил как нельзя лучше: три гостиницы и крошечная яхтенная гавань, живописно расположенные среди группы лесистых островков в нескольких километрах к северу от входа в Полу. Вплоть до минувшего лета местечко представляло собой развивающийся курорт, привлекавший богатых и модных отдыхающих со всей Европы, пока разразившийся почти год назад международный кризис не побудил их сматывать удочки. Теперь нарядные, белоснежные яхты покинули каменный причал. Вместо них у входа в гавань была пришвартована плавбаза «Пеликан», под обличьем которой скрывался корпус древнего деревянного фрегата. Поглядев на эллинг для яхт, расположенный перед отелем «Нептун», я улыбнулся, вспомнив о вечерах, проведенных на борту моей парусной лодки «Нелли» — скромного суденышка, какое только и мог позволить себе получающий жалкие гроши линиеншиффслейтенант, но при всем том кораблика совершенно замечательного. Что ж, те денечки остались далеко позади, и пока пинасса входила в гавань, я впервые разглядел на какого типа судах предстоит мне теперь плавать: покрытые неприметной шаровой краской силуэты, ошвартованные носом, выстроились вдоль мола. Два из них были очень схожи между собой размерами и очертаниями, если не считать небольших различий в форме надводной рубки. У обеих субмарин на носу были нанесены бело-красные опознавательные полосы, а у той, что подальше, на рубке красовалась большая белая цифра «8». На ее палубе стояли двое парней в жутко грязных комбинезонах. Засунув руки в карманы, они без особого интереса проводили нас взглядом. Выходит, это и есть корабль, которым мне предстоит командовать. Который может прославить нас, а может стать саркофагом для меня и еще восемнадцати несчастных.