Эмма Выгодская - Капитан Кортес

Лопе потер кривой нос, давно когда-то перебитый камнем из индейской пращи, подтянул панталоны, выпятил грудь. Вода струйкой еще стекала с него.

- Чему ты смеешься? - заорал Лопе, вдруг взбесившись. - Или ты хочешь сказать, что в этом наряде я похож на турка? Или на нечистого мавра? - Лопе выхватил шпагу, дрожа от холода и от злости. - Подойди-ка сюда, скажи мне это прямо! Да!..

Лопе подскочил к кусту и только тут разглядел, что человек одет в рваный подрясник и опоясан веревкой.

- Монах! - изумился Лопе и отступил. - Нет, с монахом я не стану драться.

Монашек встал. Он был еще очень молод, лет девятнадцати, не больше. Короткий подрясник задирался у него выше голых колен.

«Послушник!..» - уже с сочувствием подумал Лопе.

Монашек твердо шагнул к Лопе. Он принял вызов всерьез.

- Шпаги у меня нет! - сказал монашек, как-то необычно, с легкой хрипотой и картавостью выговаривая слова. - Шпаги у меня нет, но если хочешь, - на кинжалах!

Он распахнул рваный коричневый подрясник, и под одеждой послушника Лопе увидел второй пояс - широкий, расшитый сложным восточным узором. Пояс был надет прямо на голое тело, и из-за пояса торчала рукоятка кинжала, серебряная с чернью, арабской росписи.

- Если хочешь, - на кинжалах! - повторил монашек и выхватил кинжал из-за пояса.

- Послушник - и с кинжалом! - ахнул Лопе. Он не успел больше ничего ни сказать, ни подумать - лошадиный топот донесся из-за дальних кустов, - разъезд конных альгвасилов скакал по берегу, почти у самой воды. Оба, и Лопе и послушник, вместе шарахнулись в кусты и сели рядом на земле, тесно друг к другу, как заговорщики.

«Эге, да ты, монашек божий, кажется, боишься того же, что и я!» - подумал Лопе.

Монах молчал. Он напряженно вслушивался.

Один разъезд альгвасилов скрылся, второй, чуть поотстав, скакал выше по берегу. Передний всадник конных вел на длинном поводу двух огромных псов.

- С собаками ловят! - прошептал Лопе. - Кого же эхо они ищут в Сант-Яго? Здесь, в Новом свете, с собаками охотятся только на индейцев, подобно тому, как в Старой Испании - только на разбойников и переодетых мавров.

Почти совсем стемнело, но и в полутьме Лопе, обернувшись к послушнику, увидел, что тот вдруг побледнел от этих его слов.

- Молчите, тише! Тише! - сказал послушник, все с тем же странным акцентом, что-то напомнившим Лопе.

Лопе вгляделся в лицо юноши, в горячие темные глаза, обведенные кругами, в смугло-желтые, точно чем-то опаленные щеки, в резкий изгиб ноздрей.

- Послушай, земляк, твое преподобие, или как там тебя называть, - мне кажется, это ты похож на мавра, а не я!- сказал Лопе.

Монашек сразу отшатнулся, вскочил и такими яростными глазами поглядел на Лопе, так злобно ощерился на него мелкими белыми зубами, что Лопе сейчас же замолчал.

- Ну, ну, сиди, сиди спокойно! - Лопе тронул послушника за локоть. Смуглый сердитый монашек начинал ему нравиться. Они посидели еще несколько минут. Конский топот затих вдали; больше ничего не было слышно, никто не показывался. Было уже совсем темно. У Лопе дробно стучали зубы от холода.

- Спать хочу, есть хочу, обогреться хочу, помилуй меня святая дева! - вздохнул Лопе.- Ты знаешь здешние места, паренек? Сведи меня куда-нибудь, где дадут поесть. Я заплачу, слово христианина!

Лопе неуверенно брякнул двумя последними бланками в кармане.

- Честное слово, за еду заплачу!

Послушник согласно кивнул, огляделся осторожно и выполз из-под куста. Он повел Лопе за собою сначала каменистым берегом, потом кустами, ямами, болотистым леском, подальше от земляного вала, на котором перекликалась стража, мимо жалких тростниковых хижин еще сохранившегося в окрестностях Сант-Яго индейского поселка. На пороге одной из хижин стоял старый индеец. На его голой груди была выжжена буква «М».

- Здесь! - сказал послушник.

- Ну что же, здесь так здесь. Ты тоже будешь есть, земляк? Лопе обернулся к послушнику, но уже не нашел его. Монашек исчез, точно провалился сквозь заросли.

«Ладно, бог с тобой!» - подумал Лопе. Индеец кланялся, молча приглашая его под навес открытой половины дома. Лопе прошел под навес, огляделся.

- Есть давай!-коротко сказал он индейцу.

Индеец еще раз поклонился и убежал за загородку, в темную половину хижины. Лопе услышал там какое-то движение, приглушенную суету.

- Я тебе заплачу! - крикнул Лопе. - Честное слово, заплачу!

Присмотревшись, он выбрал обрубок дерева и сел у навесной плетеной двери.

Индеец скоро вернулся. Он внес на деревянной плошке еду и молча поставил плошку на колени Лопе.

Это была жирная поросячья голова, сваренная с бананами и еще какими-то, не знакомыми Лопе, мелкими красными плодами.

- Вино есть? - спросил Лопе.

- Вина нет, - нечисто выговаривая, сказал Индеец. - Водка индья есть.

- Вашей поганой индейской я пить не стану! - мрачно сказал Лопе. - Давай вина!

Индеец виновато развел руками. Потом принес глиняный жбан и подал его Лопе. Лопе отпил из жбана и еще сильнее помрачнел.

- Водка! Ну, дьявол с ней, пускай водка! - сказал Лопе.

Он пил и хмелел, и злился все сильнее. Синий, перебитый камнем в бою нос темнел и наливался кровью. «И на Фернандине нет тебе удачи, Лопе Санчес!.. - думал он. - Восемь лет в Новом свете - и ни денег, ни земли, ни дареных индейцев! Два похода в индейских землях да итальянский поход, четырнадцать больших сражений и до полусотни малых! Что ты заслужил за все это? Долговую тюрьму. Теперь поймают тебя альгвасилы, как мышонка, посадят насильно на судно, лишат шпаги, доброго имени, повезут обратно в Старую Испанию и старую нищету».

А как отплывали сюда, восемь лет назад, - сколько обещано было солдатам? Там, в Новом свете, говорили, золото грудами лежит прямо по берегам рек и ручьев,- наклонись и бери! Корзинами индейцы загребают золото из воды, - есть такие места, где русло речное сплошь выстлано золотым песком. Еще говорили: землю здесь, в Новом свете, раздают всем, кто пожелает, и грамоту дареную и индейцев для обработки; выбирай себе надел, какой хочешь, сиди, богатей на индейской земле!.. Вот и разбогател… Сначала по морю мотало их три месяца бурей, едва каравеллу не разнесло в щепы, не знали, как добрались живыми до твердой земли. Потом - Дариен, на материковых землях. Сидели в крепости, как мыши в ловушке, кругом лес, змеи, индейцы, отравленные стрелы. Индейцы там свирепые, не похожие на здешних, островных: двойной длинной пикой с кремневым наконечником за двадцать шагов бьют прямо в глаз!.. Хлебнули горя в Дариене, что сказать… Жрать нечего было, - траву, лягушек ели, павших коней; ходить разучились от голода, от жары, от жажды, по земле ползали, как скоты. А капитаны?.. Именитые дворяне, в бархате и перьях, бродили по лесу и искали коренья. А походы, стычки, боевые труды?.. Хуан де ла Коса, умерший от ран? А несчастный Никуэса, попавший в плен… В Севилье думают: в Новом свете золото ложками гребут прямо со дна рек. Пускай попробуют!..