Игорь Болгарин - Адъютант его превосходительства. Том 1. Книга 1. Под чужим знаменем. Книга 2. Седьмой круг ада

— Не понимаю… Объясните мне, наконец… Это… это черт знает что! — растерянно возмущался ротмистр, и тонкая, голубенькая жилка у него на шее нервно запульсировала.

Но Щукин не слушал, он громко приказал:

— Взять его!..

В тир вошли два унтер-офицера с винтовками и встали как вкопанные по бокам Волина. Ротмистр несколько раз нервно дёрнул щекой и сник. По знаку начальника контрразведки его вывели из тира.

Забившись в тёмный угол, Юра испуганно наблюдал за всем происходящим.

Громко ударил колокол, возвещая о прибытии поезда. Зашевелился сводный духовой оркестр, ярко начищенные трубы музыкантов празднично сверкнули на солнце. Замер строй почётного караула. Офицерская полурота корниловцев в новых, хорошо сшитых мундирах, с шевронами на рукавах, казалось, не дышала. Стихли разговоры мужчин и щебетания дам в депутации почётных горожан. Живописной толпой они стояли под перевитой зеленью аркой вокзала. Впереди всех иконописно выделялся в шёлковой рясе, с золотым крестом харьковский архиерей Харлампий, рядом с ним о чем-то шептались два богатейших человека Украины и России — Бобринский и Рябушинский. Вытянулся и так застыл градоначальник Щетинин.

Поезд медленно подходил к перрону. Ковалевский отделился от свиты и встал на краю ковровой дорожки. Он заранее подготовил слова обращения к высоким гостям и собирался сказать, что он счастлив приветствовать в лице генералов великие державы, не оставившие Россию в тяжкий час испытаний. Но когда, шагнув навстречу выходившим из вагона бригадному генералу Бриксу и генералу Журуа, увидел на их лицах одинаковое снисходительно-рассеянное выражение уже привыкших к обязательным почестям людей, вся напыщенность и банальность приготовленной фразы покоробила его, и Ковалевский с неожиданной для самого себя сухостью сказал по-английски:

— Рад, весьма рад! — и повторил то же и тем же тоном по-французски. Следом за Бриксом и Журуа из вагона высыпали, что-то весело крича на ходу и приветливо размахивая руками, журналисты с тяжёлыми фотоаппаратами в руках. Сразу же бросились в толпу, стремясь во всех деталях запечатлеть церемониал встречи.

Гремело неукротимое русское «ура», женщины вытирали платочками слезы праздничного умиления, бросали гостям букетики цветов. Юра стоял в этой толпе и тоже изо всех сил кричал «ура», дважды провёл кулаком по глазам и подумал о том, что теперь с красными будет покончено, раз такие иностранные гости приехали сюда, в Харьков. Впрочем, так думал не один Юра. Многие из тех, кто встречал союзников, с надеждой думали о скором конце войны…

Чеканя шаг под звуки встречного марша, к союзникам подошёл начальник почётного караула. Лихо отсалютовав шашкой, отдал положенный рапорт, шагнул в сторону. И генералы в сопровождении Ковалевского направились к неподвижным шеренгам корниловцев.

Кольцов и несколько прибывших с Бриксом и Журуа офицеров остались на месте, и тут внимание Кольцова привлекла пронзительная вспышка магния. Он увидел, как один из приехавших с миссией журналистов, взгромоздив на высокий выступ платформы треногу, торопливо меняет в фотографическом аппарате кассету, и что-то удивительно, знакомое почудилось ему в этом удлинённом, с тяжёлым подбородком, лице. Когда журналист, подготовив аппарат к съёмке, снова поднял голову, Кольцов сразу вспомнил весенний Киев, рынок на Подоле… Хотел тут же отвернуться — и не успел; взгляды их встретились, и Кольцов понял, что журналист тоже уже выделил его из всех офицеров, тоже пытается вспомнить, где могли они встречаться раньше… Журналист тут же склонился к фотографическому аппарату, подняв в левой руке подставку с магнием. Но Кольцов понимал, для него это не более как передышка: журналист безусловно относился к тем людям, которые привыкли удовлетворять своё любопытство сполна. Внешне оставаясь спокойным, Кольцов торопливо перебирал в памяти все обстоятельства встречи в Киеве с иностранными журналистами, с тревогой осознавая незавидность создавшегося положения.

В тот день на нем была форма красного командира. Но это не добыча для контрразведки: тот же Щукин не может не согласиться, что такая маскировка наиболее удачна для офицера-нелегала. Худо, что, вмешавшись в уличное происшествие, он подошёл к иностранцам с проверкой документов: это-то обосновать будет трудно, если не невозможно… Надо было срочно предпринять что-то, но что именно делать, Кольцов не знал. До тех пор пока церемониал встречи союзников охранял его от любопытства Колена, он мог чувствовать себя в сравнительной безопасности… Но что будет после неизбежного объяснения с журналистом, он предугадать пока не мог…

Ковалевский, Брике и Журуа медленно шли вдоль строя почетного караула. Бригадный генерал Брике, немного знавший русский язык, чтобы понравиться всем, поздоровался:

— Здравствуйте, герои-корниловцы!

— Здрав-желам-ваш-дит-ство! — рявкнул почётный караул, не шелохнув линии строя.

Гремели фанфары. Чеканным быстрым шагом, с особой, лихой, отмашкой мимо Ковалевского, Брикса и Журуа прошли корниловцы…

Градоначальник Щетинин косил горячим верноподданническим глазом на Ковалевского, отмечая мельчайшие изменения на его лице. Но Ковалевский был торжествен и весел. Он представил гостям прибывших с ним старших офицеров штаба, затем все направились к депутации горожан. Вперёд выступил Рябушинский. Он горячо приветствовал от имени общественности глав союзной военной миссии. Дамы преподнесли союзникам Кветы.

…В полдень в офицерском собрании в честь союзников давали банкет.

Собравшиеся в банкетном зале, посреди которого сиял в хрустально-торжественном блеске пышно накрытый стол, церемонно прохаживались вдоль стен, ожидая, когда появится Ковалевский с иностранными генералами. Тихо журчала французская и английская речь: офицеры союзнической миссии пользовались подчёркнутым вниманием со стороны офицеров штаба командующего. Полковники учтиво улыбались безусым английским лейтенантам, поспешно соглашались с их мнением о том, что гражданская война отбросила Россию в её развитии на несколько десятилетий назад и восстановление её без помощи союзников невозможно…

Несколько раз офицеры и приглашённые на банкет представители местного бомонта пытались увлечь разговором и Колена, вот он, попыхивая сигарой у распахнутого в осенний сад окна, отделывался от неугодных ему сейчас собеседников короткими фразами. Колен испытывал сейчас то нервное, нетерпеливое возбуждение, что появлялось у него обычно в предчувствии сенсационного материала. Заранее подготовив к фотографированию стоявший рядом на треноге аппарат, Колен неотрывно смотрел на плотно прикрытую дверь, из которой должен был появиться генерал Ковалевский со своими гостями. Но ждал он не Ковалевского, не Брикса и не Журуа. Ему не терпелось увидеть офицера из свиты командующего, привлёкшего его внимание на вокзале. Там, в парадной суёте, занятый съёмками, он не успел разгадать для себя ту загадку, которую задал ему этот офицер. Увидеть его лицо вторично Колену не удалось, а было это совершенно необходимо, для того чтобы окончательно решить мучивший его вопрос.