Джозеф Конрад - Дуэль. Победа. На отмелях

Он не знал, что миссис Треверс просто старалась вернуть себе самообладание. Его слова ошеломили ее. Это холодное и небрежное «croyez-vous» было последним усилием умирающей воли, и когда оно, как слабая защита, слетело с ее губ, миссис Треверс точно застыла и потеряла способность речи. «Д'Алькасер заметил, — думала она, оцепенев от волнения, — Что же он заметил еще?» Она не чувствовала ни страха, ни смущения, ничего, кроме покорности. После ошеломляющего удара наступило глубокое спокойствие. По ее телу разлилась приятная теплота. Если бы д'Алькасер мог разглядеть при этом тусклом свете ее лицо, он увидел бы, как на ее губах вспыхнула фаталистическая улыбка. Но д'Алькасер был слишком деликатен для подобного любопытства, да, кроме того, и его внимание в этот момент было отвлечено в другую сторону. Послышались тихие восклицания, на палубе «Эммы» началось какое-то движение, и даже снаружи, за бортом, как будто раздался шум.

— Странные звуки, — сказал д'Алькасер.

— Да, я слышу, — с трудом проговорила миссис Треверс.

За клеткой заскользили неясные тени, забегали босоногие малайцы, зашелестели малайские слова…

— По-видимому, причалила лодка, — проговорил д'Алькасер, внимательно прислушиваясь. — Не знаю, что бы это могло быть. В нашем положении…

— Это может значить все что угодно, — договорила миссис Треверс.

— Джафир приехал, — раздался чей-то голос на другом конце шхуны, и среди непонятных звуков настороженное ухо д'Алькасера уловило слово «сурат».

— Привезли какое-то известие, — пояснил д'Алькасер. — Они сейчас позовут капитана Лингарда. Интересно, какие грезы или какие думы они нарушат.

Д'Алькасер говорил небрежным тоном и смотрел на миссис Треверс, которая слегка изменила свое положение. И поза, и тон были так спокойны, точно они плыли на яхте, в полной безопасности.

— Вам он, конечно, все расскажет. Вы не чувствуете волнения, миссис Треверс?

— Меня просили быть терпеливой, — все так же спокойно отвечала она. — Я могу ждать. Ждать, вероятно, придется до утра.

— Сейчас еще не очень поздно, — сказал он, — Мы ведь привыкли жить без времени. Но, может быть, как раз сейчас-то и настал роковой час.

— У вас такое чувство?

— У меня такое чувство уже довольно давно. Сначала это волновало, а теперь не очень. Я воспользовался этим временем, чтобы пересмотреть всю свою жизнь.

— Да разве это возможно?

— Возможно, и я должен сказать, что это не так уж скучно. Как видите, я еще жив, но я, в сущности, покончил с жизнью и не знаю, куда себя деть. Я хотел бы сделать только одну вещь. Я хотел бы выразить вам мою благодарность за ваше дружеское расположение в прошлом, когда я так часто видал вас в Лондоне. Я всегда чувствовал, что вы брали меня таким, каков я есть. Вы были ко мне так добры, что это возвышало меня в собственных глазах. Но я боюсь наскучить вам, миссис Треверс.

— Вы еще никогда не заставляли меня скучать, по крайней мере, в прошлом. А что касается настоящего, то я прошу вас не уходить. Пожалуйста, останьтесь со мной. Ведь еще рано, и нам нечего делать вид, что мы хотим спать.

Д'Алькасер пододвинул стул к креслу миссис Треверс и уселся.

— Да, вот насчет этого рокового часа, — заговорил он. — Я хочу попросить вас об одном одолжении, миссис Треверс. Я не прошу вас рассказывать всего, — ведь конечный исход будет достаточно ясен. Но я хотел бы, чтобы вы предостерегли меня, если дело будет обстоять плохо. Я тогда заблаговременно приготовлюсь и возьму себя в руки. Вы, например, могли бы воспользоваться тем моментом, когда я смотрю на вас, и приложить левую руку ко лбу. Вот так. Вы никогда не делаете этого жеста, и потому…

— Иоргенсон! — раздался голос Лингарда на носу, где вдруг появился фонарь. После небольшой паузы снова послышался его голос:

— Сюда!

Потянулись безмолвные минуты. Миссис Треверс, откинувшаяся в кресло, и д'Алькасер на своем стуле ждали, не говоря ни слова. Скоро среди неясных шепотов, носившихся по темной палубе «Эммы», застучали твердые шаги, и у муслиновой ширмы появился Лингард с фонарем в руках.

— Выйдите, пожалуйста, сюда. Мне надо поговорить с вами, — громко сказал он. — Не вы, а леди, — прибавил он властно, видя, что д'Алькасер поспешно поднимается с места. — Мне надо миссис Треверс.

— Ну, конечно, — пробормотал про себя д'Алькасер. Отворяя перед миссис Треверс дверь клетки, он шепнул ей: — Это и есть роковой час.

Миссис Треверс быстро скользнула мимо него, не подав и виду, что слышала его слова. В задней части палубы, между клеткой и рубкой, ее дожидался Лингард с фонарем в руке. Больше никого не было видно, но д'Алькасер слышал, что в неосвещенных местах безмолвно двигались возбужденные люди. При приближении миссис Треверс Лингард поднял фонарь и сказал:

— У меня есть новости, которые я должен вам сообщить. Пойдемте в рубку.

В свете поднятого фонаря, окруженные со всех сторон глубокой тенью, их головы казались странным, символическим видением. Д'Алькасер слышал, как миссис Треверс проговорила: «Я предпочла бы не слушать ваши новости» тоном, немало удивившим чуткого наблюдателя. Он подумал, что она переутомлена, и положение начало сказываться на ее нервах. Но этот тон не походил на тон испуганного человека. «Может быть, надменность?» — пришло ему в голову. Дальше он думать не стал. Этот друг женщин был деликатен даже в мыслях. Он отошел в глубь клетки и без удивления увидел, как миссис Треверс, следуя за Лингардом, вошла в рубку.

Лингард поставил тусклый фонарь на стол и тяжело опустился на матросский сундук с видом сильно уставшего человека. Его фланелевая рубашка была расстегнута у ворота, пиджак был скинут. Миссис Треверс стояла перед ним высокая и прямая, окутанная складками своей пестрой экзотической одежды.

— Вы тоже хотите бросить меня? — сказал Лингард. — Теперь этого уже нельзя сделать.

— Я не думала бросать вас. Я даже не понимаю, что вы хотите сказать вашим вопросом. Да и вообще есть многое, чего мне нельзя сделать. Скажите лучше, что я могу сделать? И понимаете ли вы сами, чего вы от меня хотите?

— Вы можете позволить мне глядеть на вас? Вы можете слушать меня? Вы можете говорить со мной?

— Сказать по правде, я никогда не уклонялась от всего этого. Вы сами вынудили меня…

— Я вынудил вас? — воскликнул Лингард.

— Ну, конечно, я сама была во всем виновата. Мне, вероятно, приснилось, что вы ночью приехали ко мне с вашими невозможными рассказами. Разве я могла отослать вас прочь?

— Я хотел бы, чтобы вы тогда прогнали меня. Почему вы меня не прогнали?

— Вы хотите, чтобы я говорила вам комплименты? Хотите, чтобы я сказала вам, что перед вами нельзя устоять? Я не могла прогнать вас. Но вы-то почему приехали ко мне исповедоваться?