Джеймс Купер - Шпион_Последний из могикан

— Вы же сказали, что это волки.

Соколиный Глаз медленно покачал головой и знаком велел Дункану отойти с ним подальше, куда не доходил свет костра. Приняв эту меру предосторожности, разведчик долго и напряженно прислушивался, не повторится ли негромкий, но так поразивший его звук. Старания его, однако, оказались тщетны, потому что, выждав с минуту, он шепнул Дункану:

— Позовем-ка Ункаса. У мальчика слух и зрение индейца: он заметит то, что недоступно нам. Не скрою, мне, белому, это не по силам.

Молодой могиканин, тихо разговаривавший с отцом, встрепенулся, заслышав жалобный крик совы; он проворно вскочил и устремил взгляд в сторону черневшего во мраке вала, словно отыскивая место, откуда донесся звук. Разведчик повторил сигнал, и не прошло минуты, как Дункан увидел Ункаса, осторожно пробиравшегося к ним вдоль земляной насыпи.

Соколиный Глаз бросил ему несколько слов по-делаварски. Как только Ункас узнал, зачем его позвали, он бросился на землю и, как показалось Дункану, долго лежал пластом. Удивленный неподвижностью молодого воина и сгорая от желания узнать, каким образом тот получает нужные сведения, Хейуорд сделал несколько шагов вперед и нагнулся над темным пятном, с которого все это время не спускал глаз. Только тогда он обнаружил, что Ункас исчез, а на насыпи чернеют лишь контуры какой-то неровности.

— А где могиканин? — изумился он, отступая назад к разведчику. — Он же был там — я видел, как он упал, и я готов был дать голову на отсечение, что он так и лежит на одном месте.

— Тс-с! Говорите потише. Мы не знаем, чьи уши слушают нас, а минги — народ сообразительный. Что же до Ункаса, то мальчик уже на равнине, и если там бродят макуасы, они встретят достойного противника.

— Значит, вы полагаете, что Монкальм не увел с собой всех своих индейцев? Давайте поднимем наших и возьмемся за оружие. Нас здесь пятеро, и все мы не в первый раз встречаемся с врагом.

— Никому ни слова, если вам дорога жизнь! Взгляните на сагамора. Видите, как невозмутимо сидит у костра этот великий вождь? Если во мраке и шныряют какие-нибудь проходимцы, они ни за что не догадаются по его виду, что мы чуем близкую опасность.

— Но они могут заметить его, а это — верная смерть: он слишком ясно виден при свете костра и неизбежно станет их первой жертвой.

— Не спорю, вы говорите правду, — согласился разведчик менее хладнокровно, чем обычно. — Но что поделаешь? Один подозрительный взгляд, и нападение произойдет раньше, чем мы изготовимся его отразить. Чингачгук слышал сигнал, который я подал Ункасу, и знает, что мы обнаружили что-то неладное. Я сообщу ему, что мы напали на след мингов, а инстинкт подскажет индейцу, как поступить.

Разведчик заложил два пальца в рот и издал тихий шипящий звук, от которого Дункан отскочил в сторону, решив, что к нему подползла змея. Чингачгук сидел, подперев голову рукой и погрузившись в глубокое раздумье; но едва индеец заслышал предупредительное шипение пресмыкающегося, чье имя носил, он выпрямился, и темные глаза его быстро и зорко обшарили окружающую темноту. Кроме этого единственного и, может быть, непроизвольного движения, он ничем не выдал своего изумления и тревоги. Он даже не потянулся к ружью, которое, как и раньше, оставалось у него под рукой. Больше того: он дал томагавку выпасть на землю из-за пояса, расстегнутого для удобства, и вся фигура краснокожего словно обмякла, как у человека, решившего дать отдых мышцам и нервам. Приняв прежнее положение и лишь лениво сменив руку, словно для того, чтобы дать ей отдых, могиканин стал ждать надвигающихся событий со спокойствием и мужеством, на какие способен только индейский воин.

Неопытному глазу могло показаться, что Чингачгук спит, но Хейуорд видел, что ноздри вождя раздуваются, голова слегка повернута, чтобы лучше слышать, а зоркий взгляд непрестанно перебегает с одного предмета на другой.

— Нет, вы только поглядите на это благородство! — прошептал разведчик, стиснув Хейуорду руку. — Он понимает, что один взгляд, одно движение могут свести на нет все наши планы и отдать нас в руки этих исчадий ада…

Внезапная вспышка и ружейный выстрел прервали его. Над костром, на который был устремлен изумленный и полный восторга взгляд Хейуорда, взметнулся огненный сноп искр. Когда же майор снова посмотрел туда, Чингачгук исчез. Тем временем разведчик, держа ружье наизготовку, нетерпеливо ожидал появления врага. Но атака, видимо, ограничилась неудачным покушением на жизнь Чингачгука. Правда, раз-другой слушателям показалось, будто кусты зашелестели и в чащу скользнули чьи-то неясно очерченные тени, но вскоре Соколиный Глаз узнал в них волков, поспешно удиравших от кого-то, кто вторгся в их владения. Несколько минут прошли в тревожном ожидании; затем послышался плеск воды и сразу же вслед за ним прогремел выстрел из другого ружья.

— Это Ункас! — объявил разведчик. — У мальчика ружье на славу. Я знаю его звук не хуже, чем отец лепет своего ребенка: оно принадлежало мне, пока я не разжился другим, получше.

— Что все это значит? — спросил Дункан. — За нами следят и, видимо, собираются нас прикончить?

— Вон те разлетевшиеся головешки доказывают, что тут действительно замышлялось недоброе, а этот индейский вождь может подтвердить, что нам не причинили никакого вреда, — ответил разведчик, хладнокровно опустив ружье и направляясь к Чингачгуку, который вновь появился в круге света на самой середине крепости. — Ну что, сагамор? Минги всерьез взялись за нас, или это только один из гадов, которые примазываются к отряду, чтобы скальпировать мертвецов, а потом бахвалиться перед женщинами своими подвигами в битвах с бледнолицыми?

Чингачгук неторопливо уселся на прежнее место и молчал, покуда не обследовал головню, в которую угодила пуля, чуть не ставшая для него роковой. Но и тогда он удовольствовался тем, что поднял палец вверх и кратко ответил по-английски:

— Один.

— Так я и думал, — отозвался Соколиный Глаз, усаживаясь в свой черед. — А так как он успел прыгнуть в озеро раньше, чем Ункас накрыл его, мошенник будет теперь плести всякие небылицы о многочисленной засаде, на которую он наткнулся, идя по следу двух могикан и белого охотника. Об офицерах он не упомянет — в таких переделках они не в счет. Ну и пусть плетет! В каждом племени есть честные люди, — хотя, видит бог, среди макуасов их не слишком много, — которые оборвут негодяя, когда он понесет околесицу! А злодей-то чуть не прикончил тебя, сагамор, — пуля просвистела над самым твоим ухом!

Чингачгук бесстрастно и равнодушно глянул на место, куда ударила пуля, и принял прежнюю позу со спокойствием, из которого его не мог, видимо, вывести такой пустяк. В эту секунду в световой круг бесшумно вступил Ункас, усевшийся у огня с тем же бесстрастием, что и его отец. Хейуорд с глубоким интересом и изумлением наблюдал, как ведут себя обитатели лесов. Ему казалось, что они владеют какими-то тайными, непонятными способами делиться друг с другом мыслями и ощущениями. Вместо оживленного и пространного рассказа, которым разразился бы на месте Ункаса белый юноша, чтобы описать, — а может быть, заодно и преувеличить, — свои похождения во мраке равнины, молодой воин довольствовался сознанием того, что его дела говорят сами за себя. Здесь, да еще в такой час, индейцу было не место и не время хвастаться своими подвигами, и не задай Хейуорд вопрос, на эту тему, вероятно, не было бы сказано ни слова.