Тайна полярных путешественников

— Ужасно! — тихо пробормотал Штертебекер про себя. — Мы нашли его, но сумасшедшим.

— Ты уверен, что это он, Клаус? — спросил магистр.

— Так уверен, как я уверен в том, что ты Вигбольд фон Росток. Но осмотри раны Стеффена, нужно сделать ему перевязку.

Магистр крикнул Генриха, который часто помогал ему при перевязках, подавая все, что требуется. Вигбольд несколько раз звал его, но Генрих не являлся.

— Гром и молния! что это значит? — загремел Штертебекер. — Генрих, где ты? — Нет ответа.

Встревоженные матросы обыскали все уголки, но Генриха нигде не было.

— Генрих Нисен! — крикнул Штертебекер выйдя из юрты. Горное эхо повторило его крик.

Как? Больше ничего? Не слышится ли в снежной буре сатанинский смех? Дьявольский хохот адского торжества, смех безумного?

— Вы не видели мальчика? — спросил Штертебекер у обоих часовых, после бесполезных поисков.

— Мне казалось, что Генрих вышел с вами, капитан, — ответил один из них. — После я его больше не видел.

— Он вышел со мной? Неужели он решился на глупость. Ах! еще ясны следы его ног, через четверть часа все покроется снегом.

— Вот здесь следы Генриха, а здесь сумасшедшего. Можно их скорее принять за следы медведя, чем человека. А здесь сумасшедший поднял Генриха, чтобы унести его. Это ясно видно, славный парнюга хорошо защищался, а дальше идут следы сумасшедшего, а следов Генриха нет больше. Эй; вооружитесь, берите с собой факелы и спустите собаку! Мы не должны терять ни минуты.

Плуто была все это время привязана в палатке, так как ее хороший нюх мог увести ее далеко, на опасность. Теперь ее спустили, показали ей следы Генриха, и все последовали за ней с оружием наготове.

Подойдя к месту, где, по предположению Клауса, сумасшедший поднял мальчика, собака остановилась, потеряв следы.

Положение было в высшей степени опасное. Было ясно, что если матросы не нагонят сумасшедшего прежде, чем он куда-нибудь забрался, Генрих погибнет. А следы его становились все менее и менее ясными.

Единственная надежда была на Плуто. Штертебекер показал ей на следы сумасшедшего и крикнул несколько раз:

— Плуто, ищи Генриха, спаси Генриха! Скорее!

Собака поняла и громко запаяла. С опущенным к снегу носом она бросилась бежать уверенным галопом. Безумный, душу раздирающий смех доносился издали. Все бежали всеми силами, но Штертебекер опередил их, следуя по следам собаки. Дикий безумный хохот все еще носился по пустыне, а Штертебекер все-таки не мог нагнать смеющегося.

На сверкающей снежной равнине скоро показались черные точки, оказавшиеся верхушками скал, поднимающихся из снега. Приблизившись к ним, Штертебекер увидел целый лабиринт пещер и расщелин, около которого прекратились следы преследуемых. Мрачные каменные дыры угрожающе глядели на прибежавшего безумца, как глаза великана-чудовища.

Не колеблясь ни минуты, Штертебекер полез в темную дыру, около которой исчезли следы. Пещера была настолько низка, что ему пришлось ползать на четвереньках. Здесь было так темно, что ничего нельзя было разобрать, к тому же изнутри ничего не слышно было. Штертебекер остановился. Неужели он потерял следы? Это было бы ужасно. Проход был такой узкий и низкий, что он не мог повернуться.

Он прислушался. Ничего не слышно. Он ощупал кругом и убедился, что дорога здесь разветвляется на три пещеры. Какую избрать?

Он еще раз прислушался. Ветер свистел по проходам, образуя дикую музыку. Однако, что это? Стон, вздох? Может быть предсмертный хрип?

Штертебекер затаил дыхание. «Если Генрих?..»

Он не осмелился докончить свою мысль.

Ужас охватил его. Он полез дальше, он на настоящей дороге, — он приближается к стонущему, — теперь он уже должно быть близко. Однако, нет, звуки в узкой пещере обманули его. Он пролез еще сто шагов, натолкнулся на тело и ощупал его.

— Генрих! — проговорил он. — Ты! Мой золотой мальчик, мой друг! Говори! Ты жив еще? Ради Бога, дай какой-нибудь знак! Отвечай… Генрих!

Он не получил ответа, — но это вне сомнения любимый Генрих, он чувствует это. Сердце его не бьется, но тело еще теплое. Значит, не все еще надежды потеряны. Ужасная боль сжала сердце короля виталийцев, и на глазах показались слезы.

Клаус уже теперь не думал больше о преследований. Генрих должен быть спасен, это самое важное.

Вернуться было не легко. Встать или обернуться невозможно было. Штертебекер запустил зубы в платье мальчика и начал ползать, таща тело за собой.

Через минуту пещера огласилась громким шумом, доносящимся из бокового прохода. Дикий хохот безумного, от которого волосы становятся дыбом, послышался так громко, как Штертебекер еще никогда не слыхал. Одновременно он услышал яростный лай и вой Плуто.

Вой собаки все более усиливался, она задыхалась от злобы и ярости, и Штертебекер никогда не мог бы представить себе, что это Плуто так бесится, а не дикий шакал. Видно было, что она опьянела от ужаса, что безумный смех довел ее до высочайшего раздражения. А противник ее дико хохотал, скрежетал зубами по-звериному и рычал, как медведь.

Шум понемногу стихал. Голос безумного, пришедший в последнюю минуту в хриплый рев, затих; только вой собаки слышался еще долгое время.

— Плуто, сюда! Принеси его сюда! Тащи его сюда! — кричал Клаус в темноту.

Ответный лай собаки известил, что она поняла.

Теперь Штертебекер продолжал ползать назад, но продолжалось еще довольно долго, пока он наконец вышел на свободу. Почти вслед за ним вышел Плуто, таща за собой израненное, окровавленное тело.

Вигбольд и матросы прибежали к пещере, но не вошли туда, зная, что в таком узком проходе, один может больше успеть, чем целая армия, а Штертебекер мог помериться с любым противником.

Они поэтому остались у входа и разложили огонь; Вигбольд, на всякий случай, приготовил свои мази и лекарства.

Последние скоро понадобились. Оказалось, что раны Генриха не смертельны. Он был весь искусан, сумасшедший пытался убить его зубами. Последний был весь изранен собакой. Он не был еще мертв, но жизнь его висела на нитке. То, что он потерял сознание, спасло его от Плуто, которая сочла его мертвым и оставила его наконец в покое.

Теперь наступила очередь Вигбольда. Самым необходимым делом было теперь возможно скорее оказать медицинскую помощь и уберечь их от опасности замерзания. Потерявшие сознание не могли теперь выработать необходимую теплоту, чтобы противостоять ужасному полярному холоду.

Магистр усердно принялся за дело, молча осматривая пациентов, а Штертебекер, мрачный как ночь, глядел на его работу и думал о вечной загадке человеческой натуры.

Когда Вигбольд перевязал раны обоим потерявшим сознание, были приведены две сани, на которых уложили раненых, укутав их одеялами и шубами, и все двинулись к кораблю.