Геза Гардони - Сочинения в двух томах. Том 2. Звезды Эгера

Он стоял у пролома и бился только киркой. Стена укрывала его по пояс. Орудовать копьем он предоставил своим солдатам, а сам занял место над бревенчатой стеной, где легко было зацепить лестницу и где лестницы стояли тесно друг возле друга, а по ним непрерывно поднимались толпы вооруженных людей.

Золтаи приказал ломать лестницы, потом крикнул:

- Ребята, бей их по башке!

В стальном панцире, с длинной киркой в руке, Золтаи встал впереди всех, чтобы первому встретить непрошеных гостей. По лицу его струился пот, но он был полон веселой бодрости. Временами он поплевывал себе на ладони и орал.

- Лезь, лезь, черномазый, дай полюбуюсь на твою губастую рожу! - подбадривал он темнолицего сарацина, который в клубах дыма взбегал по лестнице, держа над головой круглый легкий сплетенный щит, из-под которого только иногда поблескивали белки его глаз.

Поднявшись уже высоко, сарацин весь съежился, согнулся и полез дальше, намереваясь на верхней ступеньке внезапно выпрямиться, вонзить пику в Золтаи и вскочить на вышку.

Первому, кто водрузит флаг победы, был обещан эгерский пашалык. Это знали и защитники крепости.

И вот черный барс взбирался наверх. Вслед за ним лез длиннобородый джебеджи и с пеной у рта вопил: «Аллах акбар!» Сзади, за поясом, у него торчал бунчук на коротком древке, а в зубах он держал широкий обнаженный ятаган.

- Аллах акбар! Я керим! Я рахим!

Золтаи рывком опустил забрало. И как раз вовремя: сарацин выпрямился, взмахнул пикой, но тут же сломал ее о стальной подбородок шлема.

В тот же миг Золтаи ударил его киркой, и сарацин полетел с лестницы вниз головой.

Пыхтя, как кузнечный мех, бородач взобрался наверх. В руке у него - не пика, а кистень.

Золтаи увернулся от кистеня и так хватил бородача киркой, что сломал ему руку.

Повиснув на одной руке, турок ревел: «Аллах!» Но от второго удара он умолк, и огромное мертвое тело, сметая живых, покатилось вниз по лестнице.

- Пророку своему привет передай! - крикнул ему вдогонку Золтаи и поглядел в ту сторону, где черным облаком расплывался пороховой дым. - Бей, сынок, бей, Янош! - заорал он одному из витязей. - Бей их, рази, как молния! Пали! Этому тоже не быть эгерским пашой!

- А ты чего мешкаешь? - крикнул он другому. - Ждешь, когда турок тебя поцелует? Пали, шут его дери!

Когда же к нему самому подскочил гуреб в тюрбане и кольчуге, Золтаи закричал стоявшим по соседству солдатам:

- Вот как надо с ними расправляться! - и дал гуребу киркой по шее.

Кровь брызнула на стену, и гуреб, кувыркаясь, полетел вниз.

- Катись к черту в пекло! - весело захохотал Золтаи.

Но потом с удивлением посмотрел на свои ноги: штаны разодраны, у колен зияют две большие прорехи, сквозь которые видна красная кожа. Однако и удивляться нет времени - опять лезет басурман.

- Иди, иди, куманек…

Уже выглянуло солнце. Это заметно было даже сквозь дым пушек и гранат. Иногда ветер разгонял облака дыма, и тогда видно было, как волнами катится турецкое воинство, ослепительно сверкает в солнечных лучах множество стальных щитов и блещут стяги с золотыми наконечниками древка. Гром, грохот, треск, вопли «Иисус!», «Аллах!», адский шум не смолкали ни на один миг.

Добо скакал верхом от одного атакуемого пролома к другому. Здесь он наводил пушки, там наблюдал за переноской раненых, а тут следил за тем, как заряжают пушки. То он торопил пушкарей, то заставлял подносить копья и пики туда, где оружие уже было на исходе. Он ободрял, хвалил, корил, бранился, то и дело гонял своих оруженосцев к резервным войскам, которыми командовал во внутренних укреплениях Мекчеи.

- Сто человек к дворцам! Пятьдесят на башню Бойки! Пятьдесят к Старым воротам!

После получасовой схватки отряды сменялись. Потные, грязные, пропахшие порохом, но полные воодушевления, они шли отдыхать к двум корчмам крепости и, хвастаясь, рассказывали о своих подвигах товарищам, еще не вступавшим в бой.

А у тех земля горела под ногами - так рвались они в битву. Мекчеи и сам втайне злился, что не участвует в сражении, а торчит во дворе крепости да выполняет приказы Добо - отправляет отряды туда-сюда и напутствует их кратким словом:

- Смелее, дети мои! Идите! Судьба родины в ваших руках!

И ратники мчались с раскрасневшимися лицами в вихрь сражения.

Ступени осадных лестниц уже стали скользкими от крови. Вокруг лестниц стена окрасилась в пурпурный цвет. Внизу росли кровавые груды раненых и мертвецов, а по этим грудам с воем наступали новые и новые тысячи. Вопили трубы, грохотали барабаны, гремел лагерный оркестр. Несмолкаемые вопли «Аллах!» смешивались наверху с боевыми кликами, а внизу - с окриками конных ясаулов, пушечным ревом, ружейной пальбой, с разрывами гранат, ржаньем коней, хрипом умирающих, с потрескиванием и скрипом осадных лестниц.

- Иди сюда, паша, иди! Раз!…

- Передай своему пророку, что это Золтаи рубанул тебя! - послышался сквозь завесу дыма другой крик с башни.

Дикий вой и грохот мортир заглушали возгласы витязей. Но по тому, как сновали люди, как быстро размахивали оружием, видно было, что ратники и здесь даром времени не теряли.

Облака дыма застлали солнце. Дым клубился и кругом крепости. Лишь иногда вырисовывались отряды турецких солдат в шлемах или показывались вереницы верблюдов, подвозивших порох, да развевались стяги и бунчуки.

Больше всего ратников сменилось у башни Старых ворот, где командовал Гашпар Пете. Каждый раз, как у этой башни редел лес осадных лестниц, турки били туда из пушек, пробивая стену и тын огромными каменными ядрами.

Заложенные ворота ломали кирками и лопатами; уже выломали и три кола органки.

- Пятьсот! - крикнул Добо Криштофу.

Криштоф повернул лошадку и помчался передать приказ: приведите пятьсот человек.

Это был почти весь резерв.

Мекчеи поплотнее надел шлем и с десятком ратников побежал к Старым воротам. Если турки ворвутся, тогда ему найдется дело - оборонять ядро крепости.

Под воротами и у воротной башни турки падали, как мухи. Их валили стрелки, усердно палившие с вышки. То и дело слышались громовые возгласы Гашпара Пете:

- Ребята, за мной! Держись крепко! Круши проклятых обеими руками!

Сам он уже был по пояс забрызган кровью и бил с размаху то киркой, то копьем.

- Господи, помоги!

- Аллах! Аллах!

Когда полчище на лестницах редело, отовсюду слышались крики: «Воды! Воды!»

Женщины тащили воду к подножию башен в кувшинах и деревянных жбанах.

Пете схватил жбан, поднял забрало и пил жадно, припав к жбану; вода с двух сторон ручейками стекала с губ за панцирь, потом полилась из панциря по локтям, по коленям, по ступням и вытекла, как из колодца. Но что до этого Гашпару Пете, когда он в ярости да к тому же изнемогает от жажды.