Дебора Моггак - Тюльпанная лихорадка

Полыхнула молния. Ян подскочил на месте. Раздался оглушительный треск, словно разорвали сухое полотно. Это небеса разверзлись у него над головой.

Наступила ночь. В городе бушевала гроза. Корнелис, сгорбившись, сидел перед камином и пил бренди. Крики наверху внезапно стихли. Наступило мертвое молчание. Он не мог шевельнуться. Ему сказали сидеть здесь и ждать. Корнелис накинул на плечи халат, но его все равно колотила дрожь. На улице было холодно, а камин почти не давал тепла в огромной комнате. Вот и хорошо: пусть он тоже немного пострадает.

Вскоре Корнелис услышал наверху плач. Слабый, но отчетливый. Плач повторился – тонкий и жалобный, будто пищал котенок. Корнелис упал на колени и сложил перед собой ладони. «Господи, благодарю тебя, что Ты услышал мои молитвы…» На лестнице послышались шаги. Это была повитуха – плотная приземистая женщина, крепкая, как амбарная дверь. На руках у нее лежал маленький сверток. Корнелис поднялся.

– Господин, – произнесла женщина, – у вас родилась хорошенькая дочка.

Сверток шевельнулся. Корнелис увидел черные мокрые волосики. Он хотел что-то сказать, но его смутило странное выражение на взмокшем лице повитухи.

– Примите мои соболезнования, – добавила повитуха. – Нам не удалось спасти вашу жену.

Доктор Сорг подвел его к двери спальни.

– Только на минутку, больше нельзя. И прошу вас не трогать ее. Есть опасность заражения.

– Заражения?

Доктор помолчал:

– Есть основания думать, что ваша жена страдала инфекционной лихорадкой.

– Чума?

Корнелис изумленно уставился на него. Наверное, он спит. Надо заставить себя проснуться. Он положил руки на плечи доктора и отодвинул его в сторону, словно стул. Корнелис вошел в спальню. В комнате было душно. В ноздри ударил резкий запах, пахло чем-то спертым и тяжелым, похожим на фиалки. Лицо Софии было накрыто простыней. Доктор осторожно отодвинул покрывало в сторону. Корнелис увидел лицо жены. Оно было бледным и спокойным, покрытым капельками пота.

– Мы сделали все, что смогли, – промолвил доктор Сорг. – Теперь ее душа покоится на Небесах.

Корнелис наклонился к лицу жены. Доктор Сорг за руку оттащил его назад.

– Я хочу поцеловать ее!

– Нет. – Доктор крепко держал его руку. – Помещение надо обеззаразить, а постельное белье сжечь. Это необходимые предосторожности… вы понимаете: кровь, телесная жидкость…

Комната словно ослепла. Доктор Сорг повернул все картины лицом к стене. Это был старый обычай, но сейчас он казался какой-то нелепой игрой. Корнелис в оцепенении смотрел на жену. Да, игра. Она притворяется. Сейчас откроет глаза и сядет на кровати. «Дорогой мой, все закончилось. Смотри! Правда, красивая девочка?»

Доктор повел его к двери. Приторный вязкий запах заклеил Корнелису ноздри. Он в последний раз взглянул на свою жену, на ее длинное тело, лежавшее под простыней. Покрывало натянули ей на голову, и это обнажило ступни. Они выглядели странно голыми. Если он немного подождет, она пошевелит пальчиками. София никогда не спала в такой позе. Она любила лежать, свернувшись клубком и прижав колени к подбородку.

Доктор закрыл дверь и проводил его вниз. Корнелис подумал: нельзя оставлять ее совсем одну. Они сели у огня. Доктор что-то говорил, но Корнелис молчал. У него сдавило горло. Это не может быть правдой.

– Думаю, во всем виноват нездоровый воздух города, – вздохнул Сорг. – Вы знаете, сколько людей умерло от лихорадки осенью?

Корнелис не знал. Какая разница?

– Вы не замечали у нее каких-нибудь признаков болезни?

Корнелис попытался думать, но это было слишком трудно. Ему хотелось, чтобы врач замолчал.

– Она не жаловалась в последнее время на головную боль?

Жизнь его жены угасла как свеча.

– Да… на прошлой неделе, – ответил Корнелис. – Она два дня пролежала в постели из-за головной боли.

– Лихорадка поражает прежде всего мозг. Вы не заметили каких-нибудь странностей в ее поведении?

Корнелис молчал. Конечно, София вела себя необычно. Не хотела, чтобы кто-нибудь прикасался к ней. Буквально подпрыгивала на месте, когда он к ней подходил.

– Один из симптомов – воспаленная кожа, – продолжил доктор. – Она пылает как огонь.

– Все эти месяцы вы за ней смотрели! – выпалил вдруг Корнелис. – Почему не сообщили, что ее жизнь в опасности?

– Понимаю ваши чувства, но я не мог предвидеть, что произойдет. Во время первого осмотра я заметил, что ее организм очень хрупок и уязвим. Любое волнение могло спровоцировать воспаление внутренних органов, а оттуда лихорадка передалась в кровь и дальше в мозг. – Доктор Сорг кашлянул. – Вот почему я советовал вам не вступать… в супружеские отношения.

Он сделал паузу. Корнелис смотрел на белые пальцы доктора. Почему они не спасли ее?

– Я полагаю, что тело…

– Не смейте так говорить о моей жене!

– Простите. Ей нельзя здесь оставаться. Я распоряжусь, чтобы ее останки немедленно вынесли из дома для последующих похорон. Понимаю, для вас это ужасная потеря. Но вы должны радоваться тому, что ребенок не пострадал. Девочка пребывает в полном здравии.

Корнелис сидел как оглушенный. Вокруг него происходило какое-то движение. Он слышал наверху голоса; двери открывались и закрывались. На лестнице гремели тяжелые шаги: неизвестные люди выносили его жену. Иногда что-то глухо бухало об стену. Корнелис не мог поднять голову. Какое они имеют право? Разве она принадлежит им?

В его руках оказалось блюдо с горячей кашей. Рядом хлопотала госпожа Моленар! Она что-то делала с ребенком. Странно, глубокая ночь, а в доме полно женщин. Они помогают ему, это хорошо; но у него не было сил поблагодарить их, даже посмотреть в их сторону.

Все это происходило не по-настоящему. Корнелис не мог принять реальность: ему казалось, будто он видит сон. Просто София решила подшутить над ним, как раньше шутила над своими сестрами. Она была слишком жива, чтобы умереть. Вот на кресле лежит ее вышивание, оставленное утром; а здесь на полу стоит подставка с подогревом, куда она обычно ставит ноги. Сейчас он откроет глаза и увидит, что София сидит рядом: она слегка приподнимет голову, улыбнется ему и опять склонится над работой. Свет в комнате тусклый, поэтому ей приходится подносить шитье к лицу. Вздохнув, она ерзает в кресле и поудобнее ставит ноги на подставке.

Господь не может еще раз сыграть с ним такую злую шутку. Что это за Бог, который допускает подобное? Корнелис стоял на прибрежном песке… он снова маленький ребенок… Отец прижал к его уху раковину. Голову наполнил глухой шум, он доносится откуда-то издалека. «Это дыхание Господа, – говорит отец. – Он видит все, что происходит в твоем сердце».