Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т2.

— Да-да, в Испании. — повторил он, нажав на спуск.

Свинцовый шарик размозжил полковнику позвонок, бросив жертву на орошённую ею стену. Мелло сложился набок, булькнул и затих. В воздухе таяла пороховая гарь. Дюко вывернуло.

В соседнем доме стукнула ставня, и сонный голос потребовал объяснений по поводу стрельбы в неурочный час. Дюко молчал, и ставня захлопнулась.

Труп он спрятал в куче навоза.

Ночью майор не спал. Виной тому были не угрызения совести из-за убийства Мелло. Просто смерть полковника стала Рубиконом, перейдя который, Дюко навсегда порвал со всем, что было для него свято.

С ним уже происходило нечто подобное. Когда консул Бонапарт в одночасье превратился в императора, пламенный революционер Дюко смог перестроиться, убедив себя, что по-прежнему служит идеалам революции, только воплощённым в одном, донельзя гениальном, человеке. Тогда было проще. Тогда Дюко рисковал лишь самоуважением. Теперь же, когда империя донельзя гениального человека трещала по швам, и вечные идеалы начала олицетворять страдающая под игом тирана Франция, Дюко за то, что он называл «верностью принципам», мог поплатиться шкурой.

Поутру он вызвал к себе в префектуру сержанта-драгуна. Посадив Шалона по другую сторону малахитового стола, майор протянул ему письмо императора:

— Читайте, сержант.

Шалон повертел бумагу в руках, помялся и, понимая, что обмануть очкастого не выйдет, положил её на стол:

— Не умею читать, мсье.

Дюко глядел в налитые кровью буркалы сержанта:

— Этот документ, подписанный императором, отдаёт вас в моё полное распоряжение.

— Ясно, мсье.

— Что подразумевает ваше беспрекословное подчинение мне. Так?

— Так, мсье.

Дюко поколебался и (пан или пропал!) сдёрнул с края стола газету. Сержант окаменел. Под газетой лежали две кокарды. Две розетки из белого шёлка.

Шалон, не мигая, смотрел на два круглых символа враждебных Наполеону сил, а Дюко сверлил взглядом сержанта, читая того, как открытую книгу. Сержант знал, что находится в клетях, и содержимое их вожделел исступлённо, как сам Дюко.

Шалон, наконец, оторвался от кокард и прищурился:

— Могу я спросить, где полковник Мелло, мсье?

— К сожалению, полковника свалил внезапный приступ лихорадки. Мой врач опасается за его жизнь.

— Жаль слышать, мсье. — ровно посочувствовал сержант, — Кое-кому из моих парней он нравился.

Секунду они играли в гляделки, и Дюко, покрываясь холодным потом, решил было, что ошибся в сержанте, как вдруг тот стрельнул глазами на кокарды и бесстрастно добавил:

— Ничего, погрустят-перестанут.

Майора отпустило. Они — союзники. Мысленно переводя дух, он мягко намекнул:

— Лихорадка очень заразна.

— Да, я слыхал, мсье.

— Надеюсь, болезнь пощадит ваших товарищей. Нам понадобится не меньше шести человек.

— Думаю, ваши опасения напрасны, мсье. — подлаживаясь под эзопов язык собеседника, успокоил Дюко сержант, — Большая часть парней и не чихнёт.

Сроднённые предательством, они с полуслова понимали один другого.

— Хорошо. — Дюко взял ближайшую кокарду и выжидающе взглянул на сержанта.

Тот помедлил и взял вторую. Молчаливое соглашение было заключено.

Спустя двое суток туман затянул устье Гаронны и мокрой белой взвесью прокрался на улицы Бордо, по которым девять всадников скакали к восточным воротам. Вёл их Пьер Дюко. Он был в штатском, хотя на боку болталась сабля, а за поясом торчали пистолеты. Драгуны избавились от тяжёлых касок, их седельные сумки были набиты до отказа, как и тюки, навьюченные на трёх лошадей без всадников.

Обмануть, запутать, перехитрить. Своё искусство, много лет служившее к вящей пользе императора, Дюко обратил против него. Кони простучали копытами по брусчатке тоннеля ворот и группа заговорщиков растворилась в тумане.

— Пэру? — хмыкнул генерал-майор Нэн, — Пэру, естественно, о вашей дуэли доложено. Могу вас утешить, между нами, конечно, в глубокую скорбь ваша выходка его не ввергла. Последнее время флот изрядно ему надоедал.

— Я ждал ареста. — признался Шарп.

— Ухлопали бы мошенника, уже куковали бы за решёткой. С одной стороны — флотским больше, флотским меньше, кто их считает? А с другой стороны — капитан корабля, всё-таки. Веллингтону было бы неудобно перед Адмиралтейством. Только вы же бездельника не убили. Учитывая, где у флотских мозги, вы ему, почитай, дружеский подзатыльник отвесили.

Генерал-майор залился смехом, а стрелок покаялся:

— Хотел убить. С прицелом ошибся.

— Что тут скажешь? Ваши ошибки умнее вас, мой крайне дорогой Шарп. — рассудил Нэн, — Не представляете, до чего же я рад видеть вас в добром здравии и на свободе! Как Джейн?

— В порядке, сэр.

Невесёлый тон Шарпа насторожил шотландца:

— Странное настроение для молодожёна.

— Устал, сэр.

Три дня Шарп догонял стремительно наступающую армию, ещё полдня рыскал по её левому флангу в поисках бригады Нэна. Генерал-майора он нашёл на холме над отбитым на заре бродом, через который переправлялась сейчас дивизия. На противоположном берегу виднелась улепётывающая французская кавалерия, да постреливали пушки из небольшой рощицы в полутора километрах от переправы.

— Фредериксона привели?

— Его рота у подножия холма.

— Ну, да! Куда ж вы без секунданта-то? А вдруг опять дуэль? — беззлобно фыркнул Нэн, — Насколько я понял из вашего сумрачного расположения духа, Джейн не с вами?

— Она отплыла домой два дня назад, сэр.

— Это правильно. Джейн — крайне милое создание, но армия — не место для милых созданий. Иисусе!

Восклицание относилось к французскому ядру, перелетевшему через реку и напугавшему коня шотландца. Едва не вывалившись из седла, генерал-майор успокоил животное и величественным жестом указал Шарпу на реку:

— Так и воюем, Шарп. Французы пытаются нас остановить на каждой речушке, а мы обходим их с фланга и неуклонно движемся вперёд.

Внизу терпеливо ждала очереди переправляться бригада Нэна: батальон его соотечественников-хайлендеров и два английских батальона.

— Мои обязанности в чём состоят? — деловито осведомился Шарп.

— Будь я проклят, если знаю. Вы же теперь штабист, а не я!

Навёрстывая годы корпения над картами и приказами в штабе Веллингтона, Нэн резвился, будто мальчишка, вырвавшийся из душного класса. Об одном жалел генерал-майор — больно мало осталось сражений и битв, в которых он мог бы доказать Веллингтону, насколько тот ошибся, не доверив ему полк или бригаду раньше.

— Проклятье, Ричард, война, раз-два, и закончится, а я лягушатникам и по зубам-то не треснул, как следует!

Времени на сочувствие Нэну у Шарпа не оставалось. Стрелок крутился, как белка в колесе. У начальника штаба бригады оказались короткие ночи и длинные дни, занятые решением бесконечных проблем. Работать приходилось либо в реквизированных под штаб деревенских домах, либо в сараях, а, чаще, в палатке на бивуаке, разбитом посреди чистого поля. Иногда из гула канонады на востоке Шарп заключал, что авангард британцев опять сцепился с французским арьергардом. Сам майор о битвах и не помышлял. Не хватало ни сил, ни возможностей, ибо каждая форсированная бригадой водная преграда, каждый отбитый у врага километр исчислялись в бочках и ящиках еды, оружия, боеприпасов, обеспечение которыми лежало на плечах Шарпа.