Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т2.

Много лет рву не от кого было защищать хозяев усадьбы, и подъёмный мост врос в берега, а тяжёлый механизм лебёдки служил грузом в прессе для давки сидра. Через ров перекинулись два дополнительных мостика — к сыроварне и в яблоневый сад. Двор крепости превратился в сельский дворик с парующей по утрам кучей компоста, с роющимися в земле курами-утками, с двумя свиньями, обрастающими салом там, где некогда гулко отдавались на снесённых ныне стенах шаги часовых. В «новом» крыле держали коней и волов, хранили телеги и урожай.

Революция обошла шато стороной. Правда, глава семейства, верно служивший в Париже королю, поплатился за древний титул головой, скатившейся в корзину под гильотиной. Члены местного Комитета Общественного Спасения навестили шато. Однако, как они ни распаляли себя зажигательными речами в духе: «грабь наворованное у народа кровопийцами!», «наворованного» было до убожества мало, а «кровопийцы» от «народа» почти не отличались, и, в конце концов, комитетчики, пробормотав извинения вдовствующей графине, ограничились конфискацией пяти бочек свежего сидра и телеги вин казнённого графа. Молодой граф, пылкий юноша восемнадцати лет, пришёл к выводу, что все беды Франции кроются в социальном неравенстве, явился в Комитет сам. Его заявлению об отказе от титула и уходе в армию республики они подивились, но встретили аплодисментами, втайне честя дураком. Мать назвала сына дураком открыто. Семилетняя сестра порывов его души по малолетству не поняла. Больше родичей у парня не было. Пятеро других детей умерли в младенчестве. Выжили лишь старший, Анри, и младшая, Люсиль.

С того дня минул двадцать один год. Войны, затеянные против Республики, закончились с падением Империи. Вдовствующая графиня была жива, любила греться на солнышке в углу между старым и новым крыльями. С ней же в шато обреталась Люсиль. Её выдали замуж за генеральского сына, спустя два месяца после свадьбы новобрачный сгинул в снегах России, и Люсиль Кастино возвратилась к матери бездетной вдовой.

Пасха облагодетельствовала Францию миром, и вскоре приехал в родовое поместье Анри, граф де Лассан. Его конь простучал копытами по неподъёмному подъёмному мосту, и мать едва не обеспамятела от радости. Как же, сын! Живой! Вечером он, словно никуда и не отлучался, занял стул во главе стола за ужином. Опостылевшая синяя военная форма была снята и упрятана с глаз долой. Помолившись перед трапезой, граф заметил, что яблони в саду цветут не так пышно.

— Их давно не прививали новыми черенками. — сказала мать.

— У нас нет на это средств. — добавила Люсиль.

— Тебе надо взять заём, Анри. — подалась вперёд старая графиня, — Двум вдовам не дадут ни гроша, но ты — мужчина.

— Продать нам нечего?

Мать поджала губы:

— Нечего. То немногое, что осталось, продавать нельзя. Негоже графу Лассану расставаться с фамильным серебром.

Анри улыбнулся:

— Титулы отменили два десятилетия назад, мама. Я не граф Лассан, а мсье Лассан.

Старуха покачала головой. Она хорошо помнила, как её сын из «графа Лассана» стал «гражданином Лассаном», «лейтенантом Лассаном», «капитаном Лассаном», а теперь желал зваться просто «мсье Лассаном». Блажь, по мнению старой аристократки. Её сын являлся графом Лассаном, владельцем поместья, наследником рода с восьмисотлетней историей, и ни одному правительству в Париже этого не изменить.

Тем не менее, вопреки материнским попрёкам, сын отказывался пользоваться титулом, кривясь, когда окрестные селяне кланялись ему и обращались: «Ваша Милость». Среди крестьян имелись и бывшие члены Комитета Общественного Спасения, но дни равенства давно миновали, и некогда ярые ниспровергатели основ ныне ломали шапку перед графом Лассаном с той же поспешностью, что и прочие простолюдины.

— Почему ты не хочешь потрафить маме? — спросила брата Люсиль воскресным полуднем вскоре после возвращения Анри домой.

Вдовствующая графиня легла подремать, а брат с сестрой прогуливались меж цветущих яблонь к мельнице на дальнем конце сада.

— Зваться «графом Лассаном», значит, впасть в смертный грех Гордыни.

— Анри! — произнесла с укоризной Люсиль, хотя и сознавала, что никакая укоризна не поколеблет решимости её любящего, но чрезвычайно упрямого брата.

Как ни трудно было ей представить его в роли солдата, офицера, его письма дышали серьёзностью, с какой он относился к своим обязанностям, а между строк Люсиль вычитывала об уважении, питаемом подчинёнными брата к своему командиру. При этом в каждом послании Анри не уставал твердить о намерении принять сан. Война кончится, и он станет священником.

Благочестивые устремления сына бесили мать. Ему было под сорок, отличный возраст жениться и произвести на свет наследника. Род графов Лассанов не должен угаснуть, и она через день приглашала в шато мадам Пельмон с блеклой незамужней дочерью, расхваливая сыну девицу Пельмон в выражениях из лексикона ветеринаров и коннозаводчиков.

— У неё широкий таз, Анри. — восторгалась старая графиня, — Оглянуться не успеешь, как она наплодит тебе дюжину отпрысков!

Дочь насчёт внуков она не донимала, ведь титул им не передашь. Молодую вдову Кастино мужчины не обходили вниманием. Дважды ей предлагали руку и сердце. Она отказывала. Шла война, и Люсиль боялась овдоветь вновь.

— Я старею и уже брюзжу, как столетняя грымза. — смеясь, пожаловалась она брату.

На взгляд Анри, Люсиль, наоборот, с годами расцветала. Сероглазая худенькая шатенка, она не обладала особенной красотой. Тем не менее, её природная живость была той изюминкой, что в любой компании приковывала к Люсиль взоры мужчин.

— О новом замужестве не думала? — полюбопытствовал Анри.

— Мне некогда думать, Анри. С поместьем хлопот невпроворот.

Люсиль рано вставала и поздно ложилась. Война пожирала мужчин-работников, мать болела, и хозяйство было на девушке. Мельница, пресс, сыроварня, свиньи куры, утки. Доходы поместье приносило скромные, а расходов требовало больших. Люсиль была вынуждена продать два поля и большую часть того самого семейного серебра, над которым тряслась её мать. Деньги уходили, как вода в песок, и всё-таки к приезду брата Люсиль удавалось удержать усадьбу на плаву.

— Деньги, их всегда не хватает. — вздохнула Люсиль, — В башенке течёт крыша. Яблони уже старые. Куда не кинься, всюду нужны деньги. Даже стулья в кухне требуют починки, а на плотника средств нет.

Брат с сестрой сели на камне над мельничным колесом. Анри прислонил к забору мушкет. Карманы графа оттягивали два пистолета. Необходимость таскать с собой оружие раздражала его. К разбойничающим дезертирам после заключения мира добавились безработные вояки. Их шайки грабили деревни и порой дерзали нападать на небольшие города. В окрестностях шато бандитов пока не наблюдали, тем не менее, крестьяне были начеку, готовые в любую минуту по сигналу колокола часовни шато собирать нехитрые ценности и гнать скот под защиту окружающего усадьбу рва и мушкетов, которыми Анри вооружил батраков.