Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т2.

— Стой! — Шарп остановил батальон в пятидесяти шагах от фланга колонны. Все поле боя сосредоточилось сейчас на этом задымленном пространстве в несколько десятков шагов. — Готовсь! — Тяжелые мушкеты прыгнули к плечам. Шарп выждал еще немного. Он видел, как рты гвардейцев раскрылись, чтобы пропеть новую литанию в честь своего императора, но прежде чем они успели издать хоть слово, он скомандовал: «Пли!»

До него донесся хорошо знакомый звук, этот проклятый звук — треск мушкетов батальона, выплевывающих пули, он видел, как вздрогнуло не построившееся еще крыло колонны когда пули вонзились в него. Несколько французов выстрелили в ответ, но они еще шли, а их ружья были разбалансированы примкнутыми штыками, так что точность получилась никакой.

Верховой офицер оказался на земле, он полз, стараясь выбраться из под бьющейся лошади. Харпер дал команду перезаряжать. Саймон Доггет, по-прежнему сидя на лошади, стрелял через головы солдат из пистолета. Замелькали шомпола: пехотинцы торопливо забивали пули в стволы.

Батальон Шарпа угрожал правому флангу Императорской Гвардии, а на левом ее фланге брусквикцы дали еще один залп. Но с фронта перед колонной не было никого кроме спин бегущих «красномундирников». Британская кавалерия сблизилась с беглецами, но прежде чем в дело пошли сабли, среди последних вдруг появился герцог Веллингтон, и кое-кто из солдат остановился, повинуясь его властному голосу. Среди беглецов засновали офицеры штаба, хаос сменился подобием порядка, мушкеты были направлены на врага, и нестройный залп обрушился на голову колонны. Осажденная с трех сторон, Гвардия попятилась, избегая мушкетного огня.

Шарп видел, как задние ряды толкают вперед застывшие на месте передние.

— Пли! — на правый фланг французов обрушилась еще порция пуль. Колонна еще пыталась двигаться, ее задние шеренги медленно разворачивались в линию, и Шарп понял, что судьба все битвы зависит от следующих нескольких секунд. Если французам удастся зайти вперед головы собственной колонны, они просто затопят гребень, и редкая линия британцев будет прорвана. Но если колонну отбросят назад, англичане получат передышку, которую им дадут или пруссаки или сумерки, и спасутся от поражения.

— Вперед! Вперед! Вперед! — чей-то мощный голос вздымался в центре колонны. Барабаны по-прежнему звали к победе.

— Vive I’Empereur!

— Вперед! Вперед, за Императора!

— Примкнуть штыки! — выкрикнул в ответ Шарп.

Перезаряжавшие мушкеты солдаты бросили на землю полупустые патроны, выхватили штыки и насадили их на почерневшие стволы. Французские барабаны стучали до ужаса близко. Шарп выехал из рядов батальона вперед. Лошадь его нервничала и обливалась потом, на палаше полковника темнели пятна крови, пролитой им во дворе Угумона. Он смотрел, как французская колонна переступает через тела убитых их последним залпом, и думал, хватит ли ему штыков, чтобы отбросить этих несгибаемых французов. Был только один способ найти ответ, и Шарпа вдруг охватило знакомое возбуждение боем, сумасшедшее упоение им. Он поднял запятнанное кровью длинное лезвие и приказал:

— В атаку!

Уцелевшие из числа Личных волонтеров Принца Уэльского бросились вперед с яростью людей, которые весь день провели в аду, и вдруг столкнулись с чистенькими, холеными любимчиками Императора, до того прятавшимися от смерти. Они шли в атаку с почерневшими окровавленными лицами, крича как демоны и выставив вперед длинные штыки.

Фланг колонны попытался избежать удара, но французы лишь натолкнулись на задние ряды, подгоняемые вперед и вперед барабанным боем. Стук барабанов был угрожающим, но даже стоявшие в самом сердце колонны солдаты чувствовали, что не все идет так как надо. Их левый фланг таял под залпами брунсвикцев, с фронта давили «красномундирники» герцога, и вот справа на них обрушились люди Шарпа.

Шарп ударил по бокам лошади каблуками, та подалась вперед, и палаш его заработал, как топор. Клинок отколол длинную щепку от подставленного мушкета, потом опустился снова, прорвав медвежью шапку и бросив француза на колени. Штык вонзился в грудь лошади, та попятилась и заржала, но тут вокруг Шарпа замелькали красные мундиры идущих в атаку англичан. У Личных волонтеров Принца Уэльского был к французам неоплаченный счет, и они вгрызались в бессмертных Императора с яростью людей, которые стремятся обелить себя за проявленную минутную слабость.

Лошадь Шарпа была ранена, но не смертельно. Она ржала от боли или страха, а седок, отбив палашом мушкет врага, нанес французу укол в лицо. Тот отпрянул от лезвия, потом упал под штыками двух англичан, оскалившихся от усилия, с которым протыкали толстый синий мундир. Противник дрогнул и попятился назад. Колонна была построена так плотно, что французам не оставалось места, чтобы размахнуться как надо. Парни Шарпа разили насмерть, наслаждаясь жесткой музыкой убийства: выпад, удар, проворот, шаг через мертвеца. Лошадь полковника споткнулась о тело, и он взмахнул палашом, чтобы обрести равновесие. Гребень окутывали миазмы крови, пота и порохового дыма. Оглушительный треск оповестил, что Харпер разрядил свою многостволку в прямо в гущу гвардейцев, и теперь ирландец пользовался путем, расчищенным его пулями. Дорогу он расширял, орудуя штык-ножом, сопровождая каждый удар гэльским военным кличем.

Лейтенант Доггет, не слезая с лошади, выкрикнул солдатам приказ расступиться и бросил коня прямо на строй французов, тыча тонкой шпагой. Он бешено вопил, стараясь спрятать под этим криком терзавший его ужас. Перед Шарпом, вздымаясь над медвежьими шапками, парил Золотой орел. Шарп заработал палашом, но французы стояли так плотно, что пробиться к трофею не было никакой возможности. Он выругался, убивая солдата, погрузил клинок в усатое, загорелое лицо и наискось выдернул его обратно, располосовав бедолаге щеку.

— Орел! Орел! — кричал Шарп, потом разразился проклятьями в адрес тех, кто преграждал ему путь. Вокруг Шарпа сверкали штыки. Вдруг блестящий штандарт исчез: он скрылся за гребнем холма, когда Императорская Гвардия начала отступать. Барабаны смолкли, и непобедимая, бессмертная Гвардия Императора побежала.

Да, они бежали. Еще миг назад они пытались сражаться, но тут раздались крики, что день потерян, и французы в страхе и ужасе повернули свои усатые физиономии прочь от этих чертовых штыков, а «красномундирники», обезумевшие от крови, словно охотничьи псы, молча смотрели, как бежит элита вражеской армии. Гвардию побили остатки этих одетых в красные мундиры убийц, выскочивших из грязи, чтобы растоптать славу Императора.

— Не давайте им возможности остановиться! — повелительный голос раскатился над дымом и хаосом. Герцог, объезжая на галопирующей лошади свои победоносные батальоны, пристально глядел вслед бегущим французам. — Не позволяйте им остановиться! Вперед! Сметем их!