Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т2.

Шарп уже открыл рот, чтобы засыпать адмирала тысячей вопросов, но тот, будто потеряв интерес к разговору, принялся мерить шагами шканцы. Дотронувшись до шляпы, Кокрейн поприветствовал одну из офицерских жён, чей муж уцелел в схватке. Супруг второй покоился на дне океана с вощёной нитью в носу, а его вдову отпаивала в каюте вином служанка.

Кокрейн оглянулся на Шарпа:

— А вы сели на судно в Вальдивии?

— Нет, в Пуэрто-Круцеро.

— То есть, из Вальдивии вы ехали по суше?

— Да.

— Интересно. — загорелся вновь Кокрейн, — Как дорога? Войско по ней пройдёт?

— Пехота, пожалуй. — неуверенно подтвердил Шарп, — Но пушки — нет. Кроме того, местность такова, что две роты могут сдерживать под городом армию без особого труда.

— Плохо. — помрачнел шотландец.

Шарп и рад был бы ободрить его. Увы, боевой опыт подсказывал стрелку, что без корпуса хорошей пехоты и нескольких батарей пушек соваться на штурм Вальдивии с суши не имело смысла. Осада всегда была сущим кошмаром для штурмующих, ибо даже сотни жертв не гарантировали успеха.

— Разве О’Хиггинс не вступится за вас в случае провала с Вальдивией?

— Бернардо? Бернардо — парень неплохой, но ему сейчас не до меня. Он усиленно примеряет тогу отца и спасителя нации: бескомпромиссного, беспристрастного, несгибаемого и так далее, и так далее. Какого именно, ему подробно нашёптывают его новые приятели, составляющие для новой нации новые хорошие законы. Они-то и надоумили Бернардо не самому лезть к Вальдивии (как же, нельзя рисковать Столпом Отечества!), а послать сделать грязную работу меня. И солдат-то у меня с гулькин нос из-за его приятелей — законников, а то я же могу, чего доброго, захватить Вальдивию! — он зло скомкал карту, — Так как, Вальдивия или Пуэрто-Круцеро? Впрочем, наш фрегат, по всей видимости, придерживается иной точки зрения, и ещё до конца недели твёрдо намерен достигнуть океанского дна.

Так оно и было. Корабль всё больше погружался, еле-еле продвигаясь вперёд. Воду откачивали непрерывно. Кожаные рукава насосов, подчиняясь усилиям людей, без передышки дёргающих разбухшие дубовые ручки, то выпрямляясь, то опадали. Работников на помпах меняли каждые пятнадцать минут. Не из-за всеобщей усталости, хотя она тоже играла роль. Просто работать в бешеном ритме, заданном изначально, человек был способен не более четверти часа. Дальше темп слабел, и Кокрейн, видя, что струйки воды выплёвываются помпами за борт реже, начинал бить тревогу, мол, судну вот-вот конец. Адмирал и сам приложился к насосу, дёргая его с таким остервенением, будто бил по башке кого-то из ненавидимых им законников.

Плотники опять простучали днище и пришли к неутешительному выводу. Брюхо красавца-фрегата, гордости испанского флота, прогнило! Медные листы, защищающие древесину, отвалились, и доски побил морской червь. Сотрясение от взрыва «Мэри Старбак» довершило дело, превратив правый борт в одну сплошную дыру.

— Листы отпали, и никто не заметил? — кипятился Кокрейн, — Да как такое возможно?

Возможно или нет, но зловонное тёмное нутро корабля наполняла вода. Клацали помпы, свободные от работы обитатели корабля, образовав живую цепь, вёдрами вычёрпывали солёную влагу. Чтобы облегчить «Эспириту Санто» за борт отправили пушки (не тронули только два кормовых орудия. Они стояли в каюте Ардилеса, а Кокрейн беспокоить его не хотел). Все эти меры мало помогали, и адмирал тайно приказал укомплектовать шлюпки провизией и пресной водой.

— Из тех, кто сейчас на борту, лодки могут взять лишь половину. — поделился шотландец с Шарпом, — А нам всем придётся тонуть.

Крысы, чувствуя приближающийся конец «Эспириту Санто», покинули трюм и безбоязненно сновали по верхним палубам, пугая в каютах детишек и их матерей.

На пятый день, когда океан плескался у самых шпигатов, Кокрейн решил наложить второй пластырь. На сей раз заплатка должна была покрыть большую часть днища правого борта. Уставшие, промокшие, голодные мужчины возились долго, зато вскоре после того, как управились, сияющий плотник появился из трюма и торжественно объявил, что уровень воды там начал уменьшаться. Радоваться сил уже ни у кого не было.

Многие придерживались мнения, что единственный выход — попытать счастья на побережье (авось, удастся добраться до какой-нибудь бухты), но Кокрейн считал иначе и на шестой день направил «Эспириту Санто» в открытое море.

Жизнерадостность адмирала за последние дни несколько поблекла из-за усталости и пустого желудка. Голодны были все. Провиант хранился в трюме, и после взрыва то, что не сожрали крысы, уничтожила морская вода. Выручали до поры до времени куры, свиньи и овцы (клетки которых усердно чистил Шарп ещё полторы недели назад), но живности было мало.

Умирали раненые. Когда очередного покойника переваливали через борт, ткань его импровизированного савана порвалась. Ядро, положенное, чтобы препроводить усопшего на дно, выпало, и труп долго ещё болтался в волнах позади фрегата, словно напоминая с издёвкой своим ещё живым товарищам, насколько медленно их лохань плывёт. В сумерках мертвецом поужинала чёрно-белая морская зверюга с зубами-пилами. Шарп этого не видел, и рассказы о чудище воспринял с недоверием. Кокрейн же, напротив, содрогнулся, пояснив:

— Касатка. Опасная бестия.

Кое-кто из парней клялся, что появление касатки сулит беду. Будто накликали: к вечеру стало ясно, что вёдра и помпы проигрывают борьбу с океаном. «Эспириту Санто» погружался опять.

Все выкладывались на полную катушку, но больше других старались шельмы Кокрейна. Странная была компашка: креолы, метисы, испанцы, ирландцы, шотландцы, англичане, американцы и парочка французов. Они являли собою живое доказательство правоты Наполеона, рассуждавшего о разбросанных по свету людях войны, ищущих вождя, что соберёт их вместе и поведёт на штурм цитаделей мещанского благополучия. Бойцы Кокрейна были похожи на него самого: то же неистовство в драке, то же сумасбродство.

— За деньги сражаются. — просветил Шарпа адмирал, — Некоторые (совсем мало) — за свободу страны, но прочим плевать, за кого обнажать клинки, абы деньги платили. Потому-то я и облизываюсь на Вальдивию. Без денег мои проходимцы разбегутся.

С утра небо кропило медленно тонущий кораблик промозглым дождиком. Плотники в один голос уговаривали Кокрейна спешить к берегу, и тот готов уже был согласиться, как вдруг фортуна подмигнула выбившимся из сил морякам одиноким парусом на севере.

— Самое время хорошенько помолиться. — сказал матрос-ирландец Харперу.

— Зачем? — для Харпера парус означал помощь.

— Если корабль испанский, нам — крышка. Первый же их залп утопит нашу посудину, а тех, кого подберут, или повесят подсушиться на реях, или отвезут в Вальдивию под дула расстрельной команды. Эх, чуяло моё сердце недоброе… Сидел бы сейчас в Боррисе и в ус не дул.