Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т1.

– Как же ты все-таки убедился?

Шарп решил вмешаться:

– Ну, тут все просто. Сержант грязной работы не боится.

Харпер ухмыльнулся, довольный одобрением товарищей.

– А вам доводилось видеть карманника в деле, сэр? – Ноулз отрицательно покачал головой и пробормотал что-то насчет вращения в иных кругах. Ухмылка Харпера расползлась еще шире. – Ей-же-ей, сэр, есть на что посмотреть. Карманники в паре работают, верно? Один натыкается на богатого прохожего… ну, да вы знаете. С ног не валит, а так, выводит из равновесия. А что делает прохожий? Думает, вы у него денежки вытянули, и враз сует руку в карман. А второй вор на все это смотрит, и, когда узнает, где денежки, дело, считай, в шляпе. – Харпер ткнул большим пальцем в сторону партизанского командира. – Вот и мы точно так же подловили этого олуха. Услыхал он, как капитан червей пугает, ну и не удержался от соблазна подкрасться к навозу и проверить, на месте ли его сокровище. А тут я!

Ноулз смеялся.

– Но откуда простому ирландскому парню из Донегола знать уловки карманников?

Харпер глубокомысленно поднял бровь.

– В Тангавине можно всякому научиться, сэр. Мне вот другое невдомек: чему можно научиться на маменькиных коленях, сэр.

Шарп подошел к разбросанному навозу.

– Сколько мешков?

Харпер отряхнул ладони.

– Шестьдесят шесть, сэр. Больше не найти.

Шарп взглянул на торжествующего сержанта, с ног до головы покрытого человеческим и конским дерьмом. С мундира капала отвратительная жижа.

Капитан ухмыльнулся.

– Иди мойся, Патрик. И как следует.

Харпер хлопнул в ладоши.

– Отлично! Парни! Пора мыться!

Шарп вернулся к золоту и взял монету из развязанного мешочка. Толстая, тяжелая, в добрую унцию весом. На одной стороне герб Испании и корона, а по ободу – надпись. Он прочитал вслух, запинаясь на чужих буквах:

– «Ininium sapience timor domini». Лейтенант, вы понимаете?

Ноулз взглянул на монету и отрицательно покачал головой. Стрелок Танг – самый образованный в роте Шарпа – взялся перевести:

– Начало премудрости, сэр, – страх Божий.

Шарп перевернул монету. На обороте оказался профиль кудрявого мужчины, и на этот раз смысл надписи был ясен: «Филипп Пятый, милостью Божией король Испании и Индии». Под профилем стояла дата – 1729.

Шарп посмотрел на Ноулза.

– Что за монета, знаете?

– Дублон, сэр. Восемь эскудо.

– Чего стоит?

Ноулз прикинул в уме, взвесил монету на ладони, подбросил и поймал.

– Примерно три фунта десять шиллингов, сэр.

– Каждая? – недоверчиво спросил Шарп.

Ноулз кивнул.

– Каждая.

– Боже милостивый!

Шестнадцать тысяч монет, каждая по три фунта десять шиллингов! Сколько же это всего?

Исайя Танг опередил офицеров:

– Пятьдесят шесть тысяч фунтов, сэр.

Шарп засмеялся и осекся – никаких истерик! В эти деньжищи вмещалось больше тридцати капитанских патентов. Или дневное жалованье миллиона с лишком солдат. Прослужи Шарп хоть сто лет, ему не скопить столько денег, сколько умещается в одном из этих мешочков, столько толстых, больших, увесистых желтяков с кучерявым, крючконосым, добродушным на вид королем. Золото. Деньги, каких и не вообразить офицеру, получающему в день десять шиллингов шесть пенсов минус два шиллинга восемь пенсов за пищевое довольствие, минус госпитальный сбор, да еще вычет за стирку. А его солдату очень повезет, если за год он получит на руки сумму, равную двум таким монетам. Шиллинг в день, да всякие удержания – вот и получаются знаменитые «три семерки» – семь фунтов, семь шиллингов и семь пенсов в год. Правда, находятся солдаты, которые даже этого не получают, – у них высчитывают за испорченную и изношенную амуницию. Короче говоря, английский солдат стоит меньше пригоршни этого золота.

– Тысяча фунтов, сэр. – Ноулз выглядел озабоченным.

– Что?

– Я прикинул вес, сэр. Тысяча, а то и побольше.

Около полутонны золота. Нести ее придется по вражеской территории, да еще, как назло, погода откровенно портится. Набрякшие тучи висели прямо над головой и быстро плыли на юг, обещая в самом скором времени затмить всю небесную синеву.

Шарп показал на мешочки.

– Разделите, лейтенант. На тридцать частей. Наполните тридцать ранцев. Все долой, кроме самого необходимого. Придется нести по очереди.

Эль Католико встал и приблизился к Шарпу, косясь на бдительных стрелков, которые держали испанцев на прицеле.

– Капитан.

– Да?

– Это испанское золото. – Он говорил с гордостью, видимо, не хотел ударить в грязь лицом, делая последнюю безнадежную попытку.

– Знаю.

– Оно принадлежит Испании. Оно должно остаться здесь.

Шарп отрицательно покачал головой.

– Оно принадлежит верховной хунте, а хунта находится в Кадисе. Я – всего-навсего носильщик.

– Капитан, забирать его отсюда не имеет смысла. – Эль Католико собрал все свое достоинство, говорил он спокойно, проникновенно. – Оно и здесь пригодится для войны с французами. Мы сумеем использовать его с толком, поверьте. Если вы заберете золото, Британия его украдет. Оно отправится в Англию на ваших кораблях. Оно должно остаться здесь.

– Нет. – Шарп улыбался, чтобы вывести испанца из себя. – Мы за ним присмотрим. А королевский флот доставит его в Кадис. Если не верите, почему не хотите идти с нами? Лишние спины нам не помеха.

Эль Католико ответил ему с такой же язвительной улыбкой:

– Я пойду с вами, капитан.

Шарп понял, что кроется за этим посулом. Возвращение превратится для роты в кошмар наяву. Неотвязный страх перед засадой, постоянное ожидание внезапного налета – врагу такого не пожелаешь. Но веллингтоновское «должны!» властным рефреном звучало в голове Шарпа.

Капитан ждал, что еще скажет Эль Католико, но тот молчал. Шарп знал: пройдет еще от силы час, и разверзнутся хляби небесные, и низринутся косые струи, и вода в реках поднимется на глазах.

Вернулся Харпер – мокрый до нитки, но чистый, и кивком указал на партизан:

– Как с ними быть, сэр?

– Будем уходить, запрем. – Много времени на этом не выиграть, но ведь каждая минута дорога. Шарп повернулся к Ноулзу. – Ну, мы готовы?

– Почти, сэр.

Ноулз разрезал мешочки, а сержант Мак-Говерн и стрелок Танг наполняли монетами ранцы. Шарп порадовался, что под Талаверой многим из его людей достались французские ранцы из телячьей кожи; британские – из дерева и парусины – под тяжестью монет развалились бы вмиг. Солдатские ранцы фирмы Троттера пользовались в армии дурной славой, их лямки были столь неудобны, что после долгого перехода казалось, будто в легкие закачана кислота. Их прозвали «троттеровой карой», и в роте лишь двое-трое солдат не носили на спинах трофеи.

Стрелок Танг поднял голову и взглянул на Шарпа.