Владимир Топилин - Серебряный пояс

— Что ж! Приходилось кидать, — спокойно ответил штейгер. — Я в третьем поколении горных дел мастер. Немало проб да замеров взял. Горное дело хорошо знаю. Пирит от самородка отличить умею. К вашему сведению, в рабочих бараках не один год жил, из одного котла со старателями кашу ел, вшей кормил да от холода мерз. На золотом руднике в Июсе первый колышек забил. И не надо, уважаемый, меня знаниями корить. Я денег от хозяина немногим больше вашего получаю. У меня, кроме дела да работы, еще семьи нет — некогда! — все больше заводился Андрей. — А то, что на мне сапоги яловые, не значит, что я от народа далек. И не моя вина в том, что я здесь. Хозяин меня отправил, вот я и приехал.

— Ну, будя вам, глухари! — осадил их Григорий Феоктистович. — Чего затоковали? Копалуху не поделили? Дык, вроде, лето на дворе, — и с намеком, — что в распыл идти? Ты, Павел Ермилович, вожжи-то отпусти. Что на человека насел? Он человек подневольный. Куда хозяин показал, туда и поехал. Какая разница, если кто другой вместо него бы был? Золото наше оно сейчас у всех на виду… — после некоторого раздумья. — Знать, Костя Иваницкий на наш прииск лапу наложить хочет?

— Какую лапу? — удивленно выглядывая из-под очков, не понял немец.

— Ну, значит, месторождение к рукам прибрать, — сухо поправил старшего артельщика Гришка Усольцев. — Своего мало…

— Это вы уж, граждане, слишком! Что значит прибрать? Константин Иванович просто просит у вас разрешения взять пробу грунта, — засуетился немец.

— С какой такой целью? Кирпичи из суглинка обжигать? — съязвил дед Павел. — Али, может, картошку тутака садить задумал?

— Ну, это вы, граждане, зря! — обиделся штейгер, однако тут же выправился. — Сначала надо уточнить содержание золота, а уж потом что-то говорить. Может, вы здесь по пустому месту лопатами месите. А на слуху только одни разговоры.

— Какие уж тут разговоры… Зря шаромыги не полезут. Два патрона осталось, все сожгли, бродяг пугая, — глухо отозвался Гришка Усольцев. — Кажон день — война. Не знаем, как быть. То ли золото мыть, то ли по столбам ходить. От лихачей залетных никакого продыху нет.

— У вас документ на земельный отвод есть?

— Что толку с документа? Здесь тайга, медведь — хозяин. У нас слово крепче, чем бумага. А на такой куш и слова нет.

— Охрану надо выставить, — посоветовал немец.

— Охрану? Каку таку охрану? — опять затоковал, распаляясь, дед Павел. — У нас мужиков, вон, шесть душ. Каждый на учете. Одному бегать по межевым столбам недосуг: враз морду набьют, только слово поперек скажи! Шаромыги — народ отчаянный. Могут и пулю в лоб пустить.

— Так что же вы делаете? — отрешенно поинтересовался немец.

— А ничего не делаем. Работаем, пока работается. На наглецов внимания вроде как не обращаем. Всем, кто нахрапом лезет, тогда гурьбой поднимаемся.

— Да уж, ситуация… — после некоторого молчания подвел итог штейгер, на этом разговор прервался.

Женщины позвали на завтрак. Все дружно поднялись, расселись вдоль длинного стола. Хозяева по одну сторону, гости — с другой. После короткой молитвы те и другие молча взялись за ложки. Немец достал фляжку:

— Это Константин Иванович прислал. Коньяк-с. Так-с, сказать, для знакомства.

— Души хочет размягчить, чтобы сговорчивей были? — грубо отрезал Григорий Панов. Обрыдь! До вечера — никаких! Работы много. Убери!

Штейгер послушно убрал спиртное. Мужики молча ударили ложками по тарелкам.

После окончания трапезы все отошли к костру на непродолжительный перекур. Курильщики забили трубочки. Остальные смаковали из кружек чай с леденцами, выложенными на стол щедрой рукой немца. Дети сосали сладкий, прессованный кусковой сахар. Женщины хвалили сдобные, маковые сушки. «Задабривает… — делали вывод артельщики. — Знать, дело серьезное будет».

Мужики степенно сидели у костра, обсуждали какие-то новости. Немец терпеливо ждал. Когда пришло время для работы, Влас спросил за штейгера:

— Что же, господа бергало! Разрешите ли вы горному мастеру на своем участке пробы грунта взять? Или как?

— А ты от этого дела какой интерес имеешь? — за всех поинтересовался Григорий Феоктистович. — Может, сам желаешь в долю войти?

— Нету у меня с ваших прибытков никакого интереса, — глухо ответил Влас Бердюгин. — Золото я мыть не собираюсь. Здесь другая зависимость. Мы с Константином Иваницким давние знакомые. Не сказать, что друзья. Однако во многих моих делах он мне значительную помощь оказывает, — и недвусмысленно посмотрел на собеседников. — Думаю, вы понимаете, о чем я говорю.

— Догадываемся, — сухо вставил слово Гришка Усольцев.

— Так вот. С его стороны я всегда поддержку имел. Как финансовую, так и физическую. Костя не раз мне помогал людьми. А однажды сам участвовал в облаве на разбойников. Надо отметить, отважный мужик Костя, хоть и барин. В ответ ни о чем не спрашивал. Знал, что дело нужное — беззаконников выявлять. На его приисках в Хакасии тоже зла немало, сами понимаете. Люди в тайге, как и у вас, теряются. Мужики ни за что гибнут. Ну а тут случай представился. Узнал Костя, что мне дорога к вам намечается, приехал с просьбой быть проводником. Вы уж простите меня, согласился я. Хотя, рано или поздно, он сам сюда дорогу нашел бы.

— Да что там… — вразнобой отозвались артельщики. — Какое простите… понимаем… может, и правильно сделал, что человеку не отказал.

— Так, каков же будет ваш ответ? — подскочил с чурки немец. Ему не терпелось как можно скорее начать сбор проб, и это желание светилось в его глазах.

— Так что, мужики? — после некоторого молчания спросил у своих старателей Григорий Панов. — Разрешим немцу место посмотреть?

— Что уж тут… пусть смотрит… какая разница, все одно без спроса в стороне пробы возьмет… Лучше уж пусть на глазах, чем втихаря, — опять же вразнобой глухо согласились старатели, и на этом вопрос был исчерпан.

— Делай свое дело! — дал конечный ответ Григорий Панов.

Штейгер сорвался с места, стал суетливо ходить по поляне, не зная, с чего начать. Потом, как будто собравшись с мыслями, взволнованно спросил:

— Можно я свежий шурф ударю, где сам место выберу?

— Ишь ты! Хитер, росомаха! — язвительно вытянул губы трубочкой дед Павел. — Запусти медведя на пасеку, он во всех ульях побывает.

Однако разрешение на работы немец получил. А к тому же уговорил Федора Посохова и Гришку Берестова помочь ему в разработке вертикальной выработки. Соратники Бердюгина сначала неохотно отозвались на его просьбу, ссылаясь на усталость после ночного передвижения. Исход положительного результата решила пузатая фляжка со спиртом, которую немец обещал Федору и Гришке после завершения работы. Взяв кайлу и две лопаты, сплоченная троица пошла прочь от начатых разработок. На что дед Павел не опоздал с новым изречением: