Владимир Топилин - Серебряный пояс

— Один убег, пока перестрелку вели, — посасывая трубочку, хладнокровно заметил десятник Карабаев. — Федька Молохов с Гришкой догонять побежали. Кабы ночь не прихватила. Уйдет, тварь! — и к Власу Бердюгину: — Как все было?

— Все до поворота нормально шло, — осматривая трупы, ответил тот. — Твои вон хлопцы этого дымаря первыми заметили. Он, — махнул головой на Ваську Копырина, — видно, не ждал, что вторая подвода пойдет. А может, в женских одеждах казаков не рассмотрел. Как Феоктистович проехал, так сразу пихтовых веток навалил, да зажег, — и с кулаком под нос Ваське: — Так дело было?

Тот со страхом в глазах согласно кивнул головой: так!

— Ну, когда твои хлопцы карабины выхватили да за ним побежали, тот труху дал от страха: ружье бросил да в гору. Хлопцы твои пару раз выстрелили, не попали.

— …он за камень спрятался, — оправдываясь, дополнил молодой, разговорчивый казак, снимая с себя женскую юбку.

— …тогда вот, мой, — Влас похвально хлопнул Гришку Берестова по плечу, — его с лодки в задницу осадил первой пулей, — и с восторгом, радуясь своему спутнику: — Ай да Гришка! Ай, да молодца! С такого расстояния в горшок попасть! Однако саженей сто было. Да еще лодка по волнам билась. Это тебе не по коням в упор стрелять! — напомнил Балахтисоновский конфуз. — Тут, брат, ты все свои прошлые грехи замазал! — смеялся Бердюгин.

— Я как увидел, что мужик от хлопцев в гору тикает, так сразу понял, что медлить нельзя. Ну, так и пальнул промеж ягодиц, — пояснил Гришка Берестов.

Привычные к подобным ситуациям карабаевцы ненадолго поддержали смех, тут же стали пытать пленных бандитов:

— А ну, говори, сколько вас всех было! — заворачивал руку Ваське здоровенный казак по имени Хома. — В кустах еще есть?

— Нету, — стонал бандит со слезами на глазах. — Трое битых, нас двое вязаных. Один сбежал.

— Кто сбежал? Говори, как звать! Фамилию!

— Залетный кликали все… Как фамилия, не знаю.

— Перевяжите его, — приказал Карабаев своему стрелку, молодому, кудрявому парню лет двадцати пяти, ученому к ранам.

— Перевязал уже, ответил тот.

— И что?

— Не знаю, — негромко, чтобы не слышал раненый, ответил кудрявый. — Кровь так и прет! — И отрицательно покачал головой. — Не дотянет…

— Так помоги чем-то! Что стоишь? — И другим бойцам: — Поднимайте этого! — указал на Семена. — Я сейчас с ним разговаривать буду!

Двое добрых хлопцев подхватили бандита, волоком подтащили к елке у дороги, накинули на шею веревку, привели в чувство. Тот наконец-то пришел в себя, посмотрел на собравшихся вокруг него казаков, на натянутую веревку на шее, подумал, что его сейчас будут вешать, застонал глубоким голосом:

— Не убивайте, мужики! Не убивайте! У меня детки малы…

— Не убивайте, говоришь? Детки малы? — вдруг набросился на него Влас Бердюгин. — А когда мужиков по тайге убивал, думал об их детках? — зарычал как разъяренный зверь. — Когда женщин насиловали, заимки жгли, думал о том? — и, не в силах сдержаться, кулаком приложился в лоб Семена.

У бандита едва не отлетела голова. На подкосившихся ногах он опять выключился из ума, повис на веревке. Казаки подхватили его, не дали задохнуться. Кто-то сбегал с котелком на Кизир за водой, плеснули Семену в лицо. Тот быстро пришел в себя, задрожал посиневшими губами, слезно молил о пощаде.

— Говори! Сколько вас сейчас было?

Бандит назвал всех шестерых, включая себя.

— Кто у вас был наводчик на приисках? — грозно давил Влас, продолжая допрос.

Бандит трясся, как осина, пытался уйти от ответа, вдруг увидел на телеге раненого, истекающего кровью Ваську Копырина, опять едва не лишился чувств. Казаки по бокам встряхнули его как следует, потянули за веревку, давая понять, что сейчас повесят. Семен зашипел змеей:

— Не душите… Все скажу!

Веревку ослабили. Бандит отдышался, начал говорить:

— На приисках свой человек — Мишка Стелькин. Он все передавал, у кого золото богатое, когда его перевозить будут…

У наших артельщиков — минутное потрясение. Григорий Феоктистович, его сын Иван и Иван Мамаев в изумлении посмотрели друг на друга. Теперь все становилось на свои места. Власу Бердюгину вдруг стало понятно, как у залетного оказался перстень бабки Ветлужанки.

— Кто коногона убил? — подскочил к бандиту Иван Панов.

— Какого коногона? — хлопая мокрыми от слез ресницами, едва выдавил Семен.

— Два года назад, в тайге, из Сисима на лошадях ехал.

— Не помню…

— Вспоминай, сука! — ухватившись за веревку, грозно крикнул вмиг переменившийся Иван.

— Залетный… — захрипел Семен. — Залетный его на тропе встретил.

— Так ли это? — заворачивая руку на телеге Ваське Копырину, просил подтверждения могучий Хома.

— Так! Так!! — завывая от боли, орал Васька.

— Как залетного зовут? — теперь уже у Семена пытал десятник Карабаев.

— Помню, Микола как-то кликал его однажды в разговоре Егором Коновалом, — дрожал телом, мочился в штаны перепуганный бандит.

Карабаев посмотрел на Власа Бердюгина. Тот тоже на миг округлил глаза от удивления: так это же… тот самый! Однако промолчал, до поры не открывая тайны имени разыскиваемого по всей Сибири разбойника.

— Теперь говори, сука: кто в Сисиме заимку спалил с женщинами и детьми малыми? — ухватился за горло Семену Влас.

— Какую заимку? Не помню… — хрипел тот.

Хома на телеге заломил руку Ваське Копырину, повторяя вопрос.

— Микола Кувалин с Залетным «на развлечение» ездили! — вспомнил Васька, моля о пощаде.

— Кто еще?

— Малина и Забота!

— Кто это?

Иван Малинин и Федька Дьячков… вон они, все битые лежат, — изнемогая от боли, хрипел Васька Копырин.

Врешь, сука! — загремел на все займище Влас Бердюгин, подскакивая к телеге со сжатым кулаком.

Правда то! Правда!!! — орал в ответ Васька. — Я упреждал их, говорил, не ездите… а он, Микола, и слова не слушал: старший был! Говорил, надо тоску развеять, кровь разбить, пошалить по тайге!..

— Пошалить… Кровь разбить… Тоску развеять… — вне себя от ярости стонал Влас Бердюгин, осыпая Ваське, куда придется, могучие удары.

Казаки подскочили, завернули ему руки, оттащили от телеги. Тот как-то вырвался от них, коршуном налетел на тела Миколы, Малины и Заботы, вне себя стал бить убитых ногами, кулаками. Его опять поймали пятеро хлопцев, завалили на землю, успокоили. Влас метался, плакал, рвался на волю, потом постепенно затих, высвободился из рук, завалился набок, долго стонал, вздрагивая плечами. Не понимая, что с ним происходит, казаки и наши старатели смотрели друг на друга. Седой десятник Карабаев спокойно набивал табаком следующую трубку. Только он теперь знал, кто убил семью Власа Бердюгина в Сисиме.

Темнело. Казаки зажгли два больших костра, поставили котелки на огонь, дымили трубками. Шумно обламывая сучки, к дороге вернулись Гришка Усольцев и стрелок, убежавшие за залетным.