Владимир Топилин - Серебряный пояс

— Наверно, вы правы, — уже спокойно, добродушно, присаживаясь на свое место, продолжил оратор. — Не каждый решится изменить жизнь ради других. Пусть Иван живет по-своему! Хороший дом, молодая жена, достаток в семье. А вот только вдруг придет какой бродяга, напакостит, принесет в дом беду? Что скажет Иван?

Старатели молчат, смотрят друг на друга. Слова Власа весь хмель выбили. Никто понять не может, к чему охотник за головами клонит. А между тем мужчина продолжал:

— А вот что он скажет: Влас, помоги! Ни к кому-то Иван обратится. Ни в полицию, ни к казакам. Потому что до власти далеко, до Бога высоко! Никто не поможет Ивану в его беде и горе. А вот Влас поможет! — с этими словами гость поднес к губам полный стакан спирта и выпил его в несколько глотков. — И тебе поможет! — закусывая вареной медвежатиной, товарищ указал на Григория. — И тебе! — показал на деда Павла. — И… всем вам поможет! — обвел всех присутствующих рукой. — Потому как вы, люди тайги, братья мои! — явно хмелея на глазах, продолжал мужик. — Я тоже из таких! В свое время у меня была и семья, и дом, и молодая жена! А вот как-то пришли такие же бродяги, сволочи, да когда нас дома не было, всю семью и порешили. Непонятно зачем. Все равно в избе золота не было. Едой, водой и ночлегом путника мы всегда обеспечивали в полном достатке. Не буду рассказывать, как жена моя Анна и маленькая дочка силе предавались, а потом в огне заживо сгорели… Сожгли, твари, избу, будто не было! Вот с тех пор я за этими гадами по тайге мотаюсь! И буду давить их! — Влас ударил по столу кулачищем так, что вся имевшаяся посуда подскочила. — До тех пор, пока последний из них в тайге на суку не повиснет!

Молчат старатели, переглядываются, бороды в руках теребят, чувствуют себя виновными:

— Так, а мы что? — сухо спросил дед Павел.

— Думайте! — усмехнулся он, наливая себе еще один стакан. — Не даете Ивана — ветер вам в пятки. А только напослед вам скажу: Тимофея Калягина убил кто-то из вас!

Мужики опешили, потом вскочили с мест:

— Как так? Думай, что говоришь! Да мы… Да вместе с ним! Да как можно! — размахивая руками, орали мужики, наступая на Власа.

В избе Григория Панова переполох. Женщины в страхе из кухни в комнату забились, крестятся на образа. Дети плачут. Старатели ногами топают: еще немного — и Власа, несмотря на его могучую силушку, из дома вперед головой выкинут. А за ним и его спутников. Не шутка-то: обвинение в убийстве невинных!

Только Власу все нипочем, сидит, усмехается. Его товарищи равнодушно смотрят на происходящее, поедая со стола разные угощения. Привыкли.

— Ты со всей строгостью говори: есть доказательства, и кто убийца? Если предоставишь слово — враз лихомана на кол посадим! А нет, пеняй на себя, — крутятся вокруг мужика старатели, добиваясь правды.

— Будя! — поднял руку Влас, перебивая разбушевавшуюся толпу. — Дай слово сказать!

Сразу все притихли. Слушают, что Влас говорить будет.

— На приисках ваших непорядок, — начал он издалека. — Сами знаете, сколько человек погибло. В том числе и Тимофей Калягин.

Он сделал остановку, почитая память потерявшегося коногона, и по его поведению стало ясно, что Влас знает много больше, чем все собравшиеся в этой избе.

— Так вот, — продолжил он. — Много я в этом году тайги исходил, очень много, выискивая виновного. И вот меня что удивило. Все время, что я искал след убийц, получался небольшой, замкнутый круг: чибижекские прииска, пойма речки Колбы и… Кузьмовка. Знакомый только мне след всегда обрывался в этом треугольнике. С каждой неделей становился все меньше, пока наконец-то не остановился на вашем поселке. Убийца старателей живет здесь, он не один, и я скоро выясню, кто это. Тогда, — Влас сурово посмотрел на старателей, — вы сами понимаете, что тогда…

— Здесь, у нас, в Кузьмовке?! — зашептались мужики.

Онемели мужики: не может быть! Смотрят в глаза друг другу и не верят. Вот, в избе, помимо Власа и его команды, собрались тринадцать человек. Каждый друг друга по именам знает, уверен, как в самом себе, не один год работал на шурфах. Как теперь быть? Кому верить?

— Может, Влас, ты что-то путаешь?

— Нет. Уверен!

— Так, когда же нам имя назовешь? Сказал, что очень скоро!

— Да вы сами его узнаете, — глубоко выдохнул Влас.

— Когда же… Когда?!

— На третьей заре, когда петух песню запоет, а каурый конь шапку к воротам убийцы привезет!

— Как это понимать? — затаили дыхание мужики.

— А вот как есть, так и понимайте!

Старатели в недоумении. Загадками говорит Влас Бердюгин, ничего не понять. Будто какое заклинание высказал. Уж не шептун ли он? Бабы в другой комнате в трахее крестятся: принесла нелегкая! Как бы с этим Власом беды не было.

Долго в тот праздничный день старатели заседали, до самого утра. Много раз гонцы в лавку к Мишке бегали за вином да закуской. Мужики разговаривали, спорили, спрашивали, интересовались. Каждый хотел толк во Власовом предсказании видеть. Рано утром, когда еще не начал отбеливать восток, выспавшись на полу в доме Григория Панова, мужчина уехал со своими спутниками в неизвестном направлении, будто его и не было. Лишь на прощание, провожая гостей в дорогу, Григорий вдруг вспомнил прошлогодний разговор, спросил:

— А что же, Влас, про куст жимолости-то не сказал?

— Про какой куст? — удобнее усаживаясь в седле, удивился тот.

— Почему куст жимолости над золотом растет?

— Вон ты о чем! — кутаясь в полушубок, перекидывая через спину карабин, засмеялся Влас. — Так ты что, за год сам догадаться не мог?

— Дык… не мог…

— Просто все! Горечь да зло!

— Что за горечь?

— На вкус жимолость какая?

— Горькая да злая.

— А золото что несет людям?

— Горечь да зло.

— Ну, думаю, дальше сам докумекаешь! — засмеялся Влас и тронул коня в темноту.

— Увидимся ли? — бросил вслед Григорий.

— Увидимся! Скоро, не успеешь обернуться!

В маленьком домике Тишки Косолапова холодно. Не топит хозяин печку второй день: некому, да и незачем. Обул на ноги валенки, лег под одеяло, сверху накрылся тулупом и лежит, бесцельно уставившись в потолок. Не мил ему свет белый. Пропал стимул в жизни. Незачем жить. Ушла от Тихона жена. Сбежала Лукерья в далекий город с лавочником Василием Стрельниковым.

Как и полагается в подобных случаях, эту новость Тихон узнал в последнюю очередь, от тетки Варвары Коновязевой. В то утро Тишка ездил на коне с мужиками в тайгу, готовить дрова бабке Ветлужанке. Собрались старатели дружным гуртом, поехали с раннего утра за сушняком да березняком. Тихон вместе с ними: топором махать или пилу тянуть. На все руки парень мастер, хозяин хоть куда, только попроси, безотказный, как восходящее солнце. Лукерья дома оставалась, еще спала под теплым одеялом. Любила супруга подольше бока мять в кровати. Все ждала, пока муж встанет, печь растопит, корову подоит да картошки сварит. Вот тогда соня открывала глазки, неторопливо одевалась, давала властные распоряжения, после чего садилась завтракать.