Саймон Скэрроу - Британия

Портилл, Лентул и Кротон прослужили под его началом меньше месяца – они прибыли из Ричборо. Первые двое совсем недавно стали центурионами и были опытными солдатами, прослужившими по меньшей мере десять лет, в то время как более молодой Кротон стал опционом после того, как великолепно показал себя в сражении с бригантами прошлым летом. Что же до офицеров фракийской когорты, Мирон и Фемистокл остались единственными декурионами с тех времен, когда Катон стал командиром. Мирону, несмотря на опыт, не хватало воображения и инициативы, к тому же иногда он становился жертвой своего взрывного характера. Он будет прекрасно сражаться вместе с остальными, но доверять ему собственное командование нельзя. Фемистокл – совсем другой, храбрый и опытный солдат, будет исполнять любые приказы, не задумываясь о последствиях. И именно по этой причине ему также нельзя позволять действовать в одиночку.

Эти люди находились под командованием Катона. Ему предстояло сражаться с ними бок о бок, и знать их сильные и слабые стороны было жизненно важно. Теперь больше, чем когда-либо, учитывая, что рядом не будет Макрона. Катон считал, что его самый близкий друг незаменим. Сильный, бесстрашный и абсолютно преданный, Макрон прослужил в армии больше двадцати лет, имел огромный опыт и обладал тонким пониманием окружавших его людей, знал, как правильно их тренировать, чтобы подготовить к сражению. Когда приходило время войны, равных ему было мало. Катон подумал, что будет сильно скучать по другу за предстоящие им месяцы разлуки.

В любом случае служба Макрона скоро подойдет к концу. Он отдал свои лучшие годы Риму и получит право уйти в отставку со щедрым вознаграждением, полагающимся за почетное увольнение из армии. Большинство центурионов, покинув службу, возвращались в Италию, где покупали небольшие фермы или открывали какое-то дело в провинциальных городках и входили в маленький круг влиятельных людей, управлявших их жизнью, – естественно, с выгодой для себя.

Однако Катон не мог представить Макрона ни в той, ни в другой роли. Они иногда обсуждали, как будут жить после армии, – солдаты частенько заводят подобные разговоры, чтобы отвлечься от настоящего с его трудностями. Макрон участвовал в них, как и любой другой легионер, рассказывал, как будет пить и развлекаться со шлюхами, или, если у него было другое настроение, рисовал буколические сцены тихой старости среди мирных пейзажей Кампании.

Но момент быстро проходил, и тогда становилось ясно, что у Макрона может быть только один дом: в рядах римских легионов. Он родился для такой жизни, и, скорее всего, здесь же она и закончится – от болезни, раны или смерти в сражении. В общем, от естественных причин, как он сам порой печально говорил.

Катон с любовью улыбнулся военному стоицизму друга, но уже в следующее мгновение подумал о собственной жизни. Свое звание он получил довольно быстро, после нескольких кампаний, в которых сражался после того, как поступил на службу. Однако без преимуществ аристократического происхождения его продвижение по службе имело предел. Ему не суждено было стать легатом, консулом или губернатором. Если несказанно повезет, он мог рассчитывать на одну из двух должностей, по-прежнему доступных эквитам: командира префектуры Претории или префекта Египта, ни одну из которых император не доверит своему потенциальному сопернику. Если Нерон сменит больного Клавдия, тогда жизненно важно будет заручиться поддержкой Палласа, чтобы иметь возможность претендовать на один из этих постов. А значит, придется встать на сторону Квинтата, какое бы отвращение данная перспектива у него ни вызывала…

Оглядев стол, Катон обнаружил, что офицеры закончили трапезу и, отодвинув тарелки, сосредоточились на вине. Он подозвал Траксиса и сказал, чтобы тот убрал все лишнее.

Траксис взял тарелку и нож своего командира первыми и, наклонившись к нему, прошептал:

– Господин, у нас осталась последняя амфора с вином. Вы хотите, чтобы я ее открыл? Шансов пополнить запасы во время марша, скорее всего, не будет.

– Может, и так, но я вполне в состоянии прожить без вина, а кроме того, мне нужна светлая голова. Завтра утром большинство из моих гостей вряд ли смогут этим похвастаться. Пусть наслаждаются моментом… Да, принеси им вино.

Траксис прищелкнул языком.

– Как пожелаете, господин.

Когда стол был расчищен, а кувшин с вином снова наполнен, Макрон достал набор игральных костей, вырезанных из слоновой кости.

– Эй, парни, как насчет поиграть моими счастливыми костями? Дайте мне шанс обчистить вас до нитки. Там, куда вы отправляетесь, серебро вам будет ни к чему.

Крисп поставил локти на стол и ухмыльнулся:

– Я в игре.

– Кто еще? – спросил Макрон, оглядывая собравшихся. – Может, ты, Фортун?

Центурион кивнул и положил на стол на удивление тяжелый кошель, и Макрон приподнял брови:

– Я восхищен твоей уверенностью. А вы, господин префект?

Катон колебался. Он принципиально не любил кости. Игра не требовала умения, только слепой удачи, и неважно, что говорили те, кто ею увлекался. Он считал, что глупо пускать на ветер небольшие состояния, к тому же нередко это вызывало столько же разочарований и злобы, сколько удовольствия, и игра в кости частенько становилось причиной драк, а порой и смертей.

Однако она являлась давно установившейся традицией, и командир, который пытался сражаться с этой потребностью своих солдат, рисковал их хорошим отношением. Катон считал, что иногда полезно не обращать внимания на азартные игры и даже принимать в них участие, чтобы лучше понимать тех, кто тебя окружает.

Подавив тяжелый вздох, он приказал Траксису принести пятьдесят денариев из сейфа в спальне, – сумму, которую он едва ли мог позволить себе проиграть, но которая не показалась бы его гостям чересчур скромной. Ему совсем не хотелось выглядеть жадным в глазах центуриона Фортуна.

Как только участники игры выложили на стол деньги, Макрон попросил принести пустой кувшин для костей, и его соперники начали готовиться к игре. Катон принялся разглядывать круги, нарисованные Макроном мелом, и поставил монету на семерку, затем, собравшись с духом, добавил к ней вторую. Он наблюдал за своими соперниками; одни делали высокие ставки, другие распределяли их на несколько цифр.

Катон отметил про себя стратегию каждого, пытаясь понять, что она говорит об их личности; любят ли они рисковать или предпочитают осторожность. Он с удивлением увидел, что Фортун поставил монету на двенадцать и добавил еще три к монетам Катона. Макрон был последним. Он оценил позицию на столе и положил пять монет в круг, помеченный цифрой «шесть».

– Все готовы?