Тим Северин - Ассасин Его Святейшества

Наконец, мы подошли к отгороженному участку на краю городища. Здесь аккуратными рядами стояли двухколесные арбы, груженные оснасткой, памятной мне еще по участию в походе короля Карла. Это были части камнеметных орудий и тяжелых стрелометов. Иными словами, мы пришли на орудийный двор.

Здесь работали артели людей, занятых ремонтом, и здесь же мой сопроводитель передал меня под чье-то начало. С несказанным облегчением я понял, что приведен не на дознание, а всего лишь в помощь при ежегодном ремонте боевых орудий аваров. Это подтвердилось, когда со мной заговорил на франкском долговязый, нескладного вида человек, к которому я был приставлен подручным.

– Гляди-ка, сразу несколько гнезд на натяжном валу лопнуло, – посетовал он, досадливо оглядывая крутильный механизм онагра [12]. – Дождевая вода вон залилась, подмерзла, дерево возьми и тресни. Говорил я им: ставите машины на зимовку – первым делом запечатывайте гнезда.

« Им » – это, видно, аварам. Сам говоривший на авара не походил, и я спросил, откуда он родом.

– Из Ломбардии, – ответил тот. – В плен попал во время первой аварской войны. Десять лет без малого прошло. Обратно в свои края, возможно, уже и не попаду. Да и ладно. Здесь к наладчикам относятся с должным почтением.

– Я вот тоже пленник, – заметил я, – но не могу сказать, что мне это так уж нравится.

– А это смотря как ты себя проявишь. Авары от каждого иноземца ждут, что он умно владеет своим ремеслом. Видно, потому и тебя сюда определили. – Ломбардец кивком указал на людей, копошащихся вокруг орудий. – Кого здесь только нет! Гепиды, греки, славяне, франки… Есть среди них рабы, есть и вольные. Некоторые вон обзавелись семьями и уже сами себя считают аварами.

Он озабоченно поцокал языком: обнаружилось еще одно гнездо, поврежденное морозом.

– Придется все это разобрать.

– Боюсь, проку от меня тебе будет негусто, – признался я. – Опыта у меня в этом деле нет.

– Ничего, нахватаешься.

Мы взялись разбирать онагр, и, надо сказать, впервые со дня моего пленения я получал удовольствие от того, что делаю. Была некая отрада в нехитрой возне, использовании клиньев и рычагов для спасения механизма, сбережения его от дальнейшей порчи. К тому же мой напарник был словоохотлив, а имея за спиной десяток лет жизни среди аваров, мог ответить кое на какие вопросы, вызывавшие у меня недоумение. Например, я спросил его об обряде с кружащимся колдуном.

– Это действо проводится у них ежегодно, в день зимнего солнцестояния, – просветил меня мой товарищ по плену. – Кам – так они называют своего заклинателя духов – наделяет кагана силой на весь грядущий год и вручает ему символ власти.

– Ты о золоченом черепе?

– О нем самом. Он у них передается из поколения в поколение. В незапамятные времена авары одолели некий народ, который был их злейшим врагом, обезглавили их верховного вождя, а череп его превратили в питейную чашу. Ну а начальник над войском аваров был в тот день избран первым каганом. И нынче тот, кому достается череп, признается на грядущий год вождем всех аваров.

Теперь понятно, отчего была так довольна старая Фаранак: ее племянник повторно утвердился каганом. Это же заставило меня задуматься, не является ли тот изображенный на сосуде победоносец, к седлу которого приторочена отсеченная голова, как раз тем самым первым каганом.

– А кто избирает кагана на грядущий год? – спросил я.

Ломбардец пожал плечами:

– Все наверняка согласовано загодя. Кам лишь провозглашает правителя. Авары веруют, что вся сила сущего ниспосылается каким-то там духом на небесах. А колдун во время обряда якобы к нему взывает и направляет ту силу в череп. Ну а череп вручает избранному правителю. Правитель пьет из черепа на пирах. Обычай довольно гнусный.

Лично я во время пира черепа в руках кагана не видел. О чем и сказал собеседнику.

– Верно, – согласно кивнул он. – Золоченый череп он достает на пирах, где собираются вместе все вожди племен, тарханы . И Кайям им показывает, кто над всеми глава.

Мне вспомнился тот авар с жабьим ртом, пожиравший взглядом, полным ненависти, вновь испеченного кагана с золотым черепом в руках. Этот человек был, похоже, соперником теперешнего правителя.

– Тебе не известен дюжий такой авар, у которого рот, как у большой лягушки? – спросил я. – Это, видимо, кто-то из приближенных?

– Тудун [13], – безошибочно определил мой напарник. – По своему чину он отвечает за западную границу, что делает его вторым человеком после самого кагана.

– Мне показалось, что Кайяма он как-то не жалует.

– Так ведь он из другого племени, – рассеянно заметил ломбардец, передавая мне один из деревянных рычагов, отвечающих за натяжение ворота. – Вставь конец рычага в тот зазор между рамой и барабаном ворота. Затем приподними, а я вдарю по краю этой вот киянкой.

Я поднатужился, и барабан чуть сместился на своей оси.

– Мне тут на днях довелось встретиться с греческим посланником, – сказал я, не желая прерывать разговор. После месяцев почти полного одиночества так приятно было тешиться беседой, особенно на знакомом мне языке!

Ломбардец глазами указал мне надавить на рычаг и еще два раза жахнул киянкой, после чего, шумно выдохнув, ответил:

– А, этот… Он обычно появляется об эту пору. Мы кличем его гадючим карликом.

– С чего бы? – спросил я, вновь налегая на рычаг.

– Где он, там всегда случается что-нибудь гадкое. Может, нам потому и приказано поторопиться с наладкой этих штуковин. Кто-то затевает поход.

С этими словами мой новый знакомый отошел на шаг и, взыскательно оглядывая онагр, отер лоб.

– Я не удивлюсь, если этот маленький хитроумец сейчас подначивает кагана возвратиться в Хринг, свою прежнюю столицу.

Я оторопел.

– Но ведь это чревато началом новой войны с Карлом! Не будут же греки поощрять нападение на франков? Если уж на то пошло, и те и другие – христиане, в отличие от закоснелых язычников аваров.

– Религия здесь ни при чем, – рассудил мой напарник. – Связанные войной с франками, авары не двинутся на греков. А если победят франки, авары, опять же, окажутся ослаблены. При любом из раскладов гадючий карлик вернется к себе в Константинополь довольный плодами своего вездесуйства.

– Ну а если верх одержат авары? – полюбопытствовал я.

– Тогда греки будут тем более довольны, – усмехнулся ломбардец. – Карл в своем могуществе им вообще поперек горла. Они пойдут на все, чтобы его как-то сдержать.

Он понизил голос так, чтобы со стороны не было слышно, и добавил:

– Среди аваров копится недовольство. Что-то такое зреет, и если прорвет, то всем нам, иноземцам, лучше будет зарыться куда-нибудь поглубже.