Анна Малышева - Обманувшая смерть

Репутация графини была спасена, а граф Сергей по приезде в Москву слег с жесточайшим воспалением легких и спустя сутки умер.

На панихиду и поминки Екатерина Петровна не явилась. Когда родственники пришли к ней высказать соболезнования, она, прогуливаясь по анфиладе комнат в сопровождении мадам Турнье, резко ответила им: «Напрасно сожалеть: он жил, как хотел, недолго, но хорошо!» Повернулась к визитерам спиной и невозмутимо двинулась в обратную сторону. В следующее мгновение услышали, как графиня, обратившись то ли к компаньонке, то ли к самой себе, произнесла: «Старший сын отошел к отцу и дочери. Все встретятся в день Страшного суда кто по правую, кто по левую сторону. Тем хуже для последних!»

Лаура на два года пережила мужа, оставив их незаконнорожденного сына Владимира Филиппи круглым сиротой. Граф не успел даже дать ему своего имени. Мальчик рос в доме бабушки и ее приживалок. Екатерина Петровна называла внука не иначе как «дитя греха», жестоко наказывала за любую провинность и попрекала куском хлеба. Граф Андрей, еще не успев завести детей, хотел было усыновить мальчика и дать ему свое имя. Для этого он испросил соизволения государя. Император Николай ответил короткой запиской, в которой значилась всего одна фраза: «Граф Ростопчин не может быть католиком!» В конце концов, сироту отправили к тетушке Софи в Париж. Она приняла Владимира как родного и дала ему прекрасное образование.

Граф Андрей Ростопчин в составе Лейб-Кирасирского Его Высочества Наследника Цесаревича полка участвовал в подавлении польского восстания и штурме Варшавы. За эту кампанию он получил знак отличия «За военные достоинства» 4-й степени и серебряную медаль «За взятие Варшавы». Пребывая в Варшаве, он неожиданно влюбился в польку, мать своего боевого товарища. Этой обольстительной даме считалось уже далеко за сорок. Андрей написал Екатерине Петровне в Москву о предстоящей женитьбе, и та с удовольствием дала свое согласие на этот брак. Католичка, годившаяся графу Андрею в матери, в ее глазах была куда предпочтительней молодой православной девушки. Однако в день венчания товарищи по полку явились к жениху на квартиру и с общего согласия поведали Андрею интимные подробности неблаговидного поведения его невесты. Прежде с ним не решались говорить об этом в надежде, что скандальный брак с распутной женщиной расстроится сам. Жених, выслушивая откровения однополчан, держал в руках футляр с фамильными бриллиантами, которые собирался преподнести трепещущей, облаченной в белый тюль вдовушке. Осознав, наконец, ужасный смысл сказанного, граф Андрей в ярости швырнул бриллианты на пол, растоптал их в прах каблуками и выкинул осколки в окно.

После он служил недолго – до января тридцать третьего года и вышел в отставку в том же чине «для определения к статским делам». А уже в апреле того же года женился на Евдокии Сушковой, молодой, красивой московской аристократке, которой было суждено вновь прославить Ростопчиных на всю Россию. Стихами графини Евдокии Ростопчиной восхищались Пушкин и Жуковский, ее произведения стали хрестоматийными, их изучали в школах. От этого брака у графа Андрея родились трое детей.

Избалованный в детстве, не знавший нужды в юности, привыкший швырять деньги на ветер, он вскоре промотал все огромное наследство и, в конце концов, лишился Воронова, семейного гнезда.

В сорок девятом году Андрей перевез в Петербург и впервые выставил напоказ знаменитую коллекцию отца, состоявшую из двухсот восьмидесяти двух картин и двадцати шести мраморных бюстов, работы ста тридцати трех мастеров. Здесь были Веласкес, Мурильо, Рембрандт, Рубенс, Ван Дейк, Вауэрман, Ватто, Грёз, Пуссен, Дюрер, Гвидо Рени, Тициан… В коллекции также находились неизвестные ранее широкой публике портреты Наполеона, Робеспьера, Павла Первого, Георга Четвертого, Людовика Восемнадцатого, Карла Десятого, Бернадота, Суворова, Румянцева, Ермолова и бюст самого Федора Васильевича работы Галленса, сделанный в Париже в девятнадцатом году. Выставка имела огромный успех, и вскоре граф Андрей купил для галереи дом на Садовой в Москве, куда и перевез коллекцию. По воскресеньям с двенадцати до четырех галерея Ростопчина была открыта для публики. Ее могли посещать представители всех сословий, без исключения, а художники допускались в любой день в любое время.

Просуществовала выставка недолго. Бесконечные долги графа Андрея заставили его распродать коллекцию отца по частям. Самые драгоценные, знаменитые полотна он отправил по морю в Лондон на аукцион, не озадачившись страховкой. Вскоре пришло известие, что корабль наткнулся на мель, и коллекция бесценных картин отныне выставляется на обозрение рыбам Балтийского моря. Однако через несколько лет, во время коронации Александра Второго, Ростопчин обнаружит свои «утонувшие» полотна в салонах графа Морни и в мистическом ужасе воскликнет:

– Мой Вауэрман! Мой Ватто! Как это может быть?!

«Танец» Ватто – любимая картина графа Федора Васильевича, предмет его особой гордости, никогда не вернется в Россию.

– Вряд ли еще когда-нибудь я посещу Россию! – откровенно признавалась графине Софи де Сегюр виконтесса Элен де Гранси.

Вернувшись в Париж в декабре тысяча восемьсот тридцатого года, она снова встретилась с подругой детства в салоне мадам Свечиной.

– Неужели ты оставила в Москве свою индийскую воспитанницу, эту наивную девочку? – не уставала удивляться графиня. При слове «Москва» в ее глазах вспыхивал ужас.

– Ей пора было выйти из-под моего попечения, – отвечала Елена. О своей поездке она рассказывала скупо, как о чем-то непримечательном, и, не желая далее распространяться на этот счет, перевела разговор в другое русло, прекрасно зная, как отвлечь Софи:

– Ну а что нового в литературном Париже? Виделась ли ты с Анри Бёйлем? Знаешь, Майтрейи не на шутку влюбилась в его героя.

– Господи! Ты же еще наверняка ничего не знаешь! – Глаза мадам де Сегюр загорелись. – Только что из-под пера Анри вышел новый роман, который буквально взорвал весь Париж! Он называется «Красное и черное». Обязательно прочти! Стендаль завтра обещал быть у Свечиной, я вас непременно познакомлю…

Графиня Софи де Сегюр уже считалась своей в литературной среде Парижа. В русской аристократке ценили умную, эрудированную собеседницу, обладающую недюжинным литературным чутьем и вкусом. Ее мнением дорожили не только молодые литераторы Сент-Бёв и Эжен Сю, но и маститые авторы, такие как Стендаль. К ней прислушивался даже старик Шатобриан. Кроме того, салон мадам Свечиной часто посещали русские публицисты и издатели, для которых мадам де Сегюр была своего рода путеводителем по современной французской литературе. Так, уже в тридцать втором году во многом благодаря Софье Ростопчиной в русском издании появились первые морские рассказы и повести еще никому не известного писателя Эжена Сю, ставшего в девятнадцатом веке самым переводимым на русский язык автором.