Юрий Корчевский - Тамерлан. Железный Хромец против русского чуда

— Хан заперся там, и с ним много челяди, гарем, — сказал Бердибек.

— Откуда известно?

— Слуги сказали, коих в плен взяли.

Эмир тронул поводья лошади, подъехал к мечети, спрыгнул с седла. Поднявшись по ступенькам, постучал в запертые двери.

— Эй, Бичура-хан! Ты слышишь меня? Я — Тимур!

Некоторое время за дверью слышалась какая-то возня, приглушенные голоса. Затем совсем рядом из-за двери раздался голос:

— Это правитель Булгарского улуса хан Бичура. Что ты хочешь, Тимур?

— Выходи, хан! Я не стану тебя убивать. Ведь ты не сразился со мной у Терека, не был полководцем у Тохтамыша.

— О чем мне говорить с разбойником, разрушившим мой город, доставшийся мне от отца? Ты убил многих моих людей, твои воины бесчинствуют на улицах. Я тебя сюда не звал, а непрошеного гостя гонят плетками.

Тимур вспылил. Так с ним в захваченных городах еще никто из знати не разговаривал. Обычно они ползали перед Тимуром на коленях, лобызая его сапоги, и умоляли сохранить им их жалкие жизни.

— Или выходи, или умрешь, как пес!

— Если мне суждено умереть, значит, Аллах отвернулся от меня. Но я умру свободным человеком, а не рабом.

Тимур сошел со ступеней. «Безумец, он мог сохранить свою жизнь и жизнь своей семьи». Но в глубине души эмир проникся уважением к этому гордому человеку.

Разом помрачнев, он повернулся к Бердибеку.

— Обложить мечеть дровами и сжечь!

Бердибек кивнул, ничуть не удивившись. С противниками Тимур не церемонился и всегда расправлялся жестоко.

По приказу сардара гулямы быстро разобрали стоящие близ дворца хозяйственные постройки, обложили со всех сторон здание мечети бревнами и досками.

— Поджигай! — кивнул Тимур.

Сухие доски и бревна быстро вспыхнули, пламя разгорелось; поднявшись до уровня второго-третьего этажа, оно гудело и ревело. Даже на большом расстоянии чувствовался сильный жар. Внутри мечети громко кричали и плакали люди, но их крики не трогали сердце Тимура. Он с ухмылкой наблюдал, как из узких окон мечети повалил дым, а следом за ним вырвались языки пламени.

Какой-то человек бросился с высокого минарета на землю, предпочитая быструю смерть мучительной от огня.

Потом среди собравшихся поглазеть на пожар гулямов пронесся громкий вскрик ли, вздох ли — кто знает? Все смотрели наверх, на крышу мечети. На ее куполе виднелась девушка в богатых одеждах и рядом с ней — подросток, почти ребенок. Девушка была очень красива.

— Это дочь Бичуры-хана, — донеслось до эмира.

Дым поднялся выше крыши, скрыв дочь хана от глаз воинов Тимура. По легендам, которые рассказывали потом уцелевшие жители, дочь Бичуры-хана вознеслась на небо и потом часто являлась горожанам.

Вскоре голоса и крики в мечети стихли. Так закончил свои дни Бичура-хан.

А перед Тимуром предстали двенадцать булгарских визирей. Допытался-таки у них Железный Хромец, что Тохтамыш с воинством ушел в донские степи.

— Так, в Крым или в Киев решил идти! — понял Тимур. Он указал на стоящих перед ним на коленях визирей.

— Отрубите им головы, и пусть тела их сожрут бродячие псы. Всех уцелевших мужчин выгнать из города, а женщин отдать на потеху воинам. На три дня город ваш!

Гулямы встретили эти слова восторженным ревом.

Визирям быстро отрубили головы.

Но Тимур был непрост. Давая воинам три дня на разграбление Булгара, он подстраховался, разослав к Иски-Казани и к землям урусов конные дозоры. Те дошли до низовьев Камы и, не отыскав следов Тохтамыша, вернулись назад.

Вот теперь можно трогаться в путь по следам Тохтамыша.

Войско Тимура вышло из Булгара, оставив за собой сожженный, разрушенный, обезлюдевший город. Город, имевший до нашествия Тимура более десяти тысяч домов и более ста тысяч жителей, был «обращен в ничто и небытие, в мире осталось только одно имя его».

Войско Тимура вели проводники из Булгар — охотники, знавшие эти места. А чтобы проводники случайно не завели не туда, семьи их были взяты в заложники. Собственно, и без проводников след коней Тохтамыша был виден в степи широкой, вытоптанной копытами коней полосой. А еще — разграбленными стойбищами и аулами татар Идигеевых.

И так было три дня.

Тимур уже хотел отдать приказ убить проводников, как они понадобились. Союзники Тохтамыша, зловредные черкесы, выжгли степь, а редкие колодцы завалили трупами павших животных. Теперь и кони, и люди могли напиться только из редких в этих местах рек.

Подошли к Дону, вдоволь напились и, переправившись, направились к Днепру.

Эмир стал задумываться — куда вести войско? Вперед, на запад, или повернуть на юг, в Крымский улус?

В этот момент подоспел гонец от Миран-шаха, доставивший послание. По сообщению Миран-шаха, он преследует войско татарское, направляющееся в Крым.

Эмир обрадованно потер руки, воздев их к небу:

— Благодарю тебя, о всемилостивейший Аллах, за вести, которые доставил гонец! Теперь я знаю этот путь!

Эмир отдал распоряжение, и войско Тимура повернуло на юг.

Через два дня кулы эмира воссоединились с основным войском, его обозами и его неспешным ходом. А куда спешить? Крым — полуостров, похож на кувшин с узким горлышком-перешейком, перекрой его — и деваться Тохтамышу будет некуда.

Было довольно тепло, а в Крыму — прямо-таки жарко, как в родном Чагатае. Лето!

Воины потели в доспехах, но не снимали их: жизнь дороже. Ведь по степи слонялись небольшие группы татар, периодически нападавших на охранение. Да и нападениями эти вылазки назвать было нельзя: подскачут поближе рассеянные по фронту всадники, выпустят колчан стрел, развернутся и снова уходят в степи. Гулямы их даже не преследовали, только отстреливались из луков. Ведь впереди были более важные цели: Тохтамыш с его недобитым войском, многочисленные города по побережью, сулившие немалые трофеи и славу.

Эмир пообещал гулямам отдать весь полуостров, весь Крымский улус на разграбление. Вот и стремились туда гулямы с алчно горевшими глазами. А что до трудностей — той же жары, так и хуже бывало. Боевой поход — не халва, сладко не бывает. Зато потом, когда вернутся из похода с богатой добычей! О! Можно будет взять вторую или третью жену, наложниц с собой из похода привезти. Вот тогда и вкушать шербет и халву, наслаждаясь отдыхом. Чем не райская жизнь?

Войско эмира подошло к перешейку, который отделял Крымский полуостров от степей донских и приднепровских, и замерло, потому как в пределах видимости стояла крепость.

Крымский улус татары считали землей, неприступной для чужих. Это был почти остров, попасть на который можно было лишь через Перекопский перешеек — узкую полоску суши, омываемую с западной стороны водами Черного моря, а с восточной — Азовского, называемого Меотидой. Перешеек был перекрыт рвом, за которым возвышался огромный земляной вал. Строительство грандиозного защитного сооружения было начато еще скифами, а доведено до совершенства татарами — силами многих тысяч рабов, погибших от непосильного труда на этой земле.