Бернард Корнуэлл - Последнее королевство. Бледный всадник (сборник)

– Но… – начал Беокка.

Я взглянул на него так, что бедняга умолк.

– Никак Альфред забыл, кто его спас? А ну, отвечай! Кто сжег корабли Свейна? Кто, во имя вашего невезучего Бога, убил Уббу? И ты все еще мне не доверяешь?

Теперь Беокка изо всех сил пытался меня успокоить:

– Видишь ли, Утред, я боюсь, что ты язычник, а уж эта твоя Исеулт – несомненно язычница.

– Исеулт, между прочим, вылечила Эдуарда, – прорычал я. – Неужели, по-твоему, это ничего не значит?

– А вдруг она помогает дьяволу?

Я удивленно замолчал.

– Дьявол делает свою работу на земле, – убежденно сказал Беокка, – и ему сослужило бы хорошую службу, если бы Уэссекс исчез. Дьявол хочет, чтобы наш король умер и язычники расселились по всей Англии! Это великая война, Утред. Не война между саксами и датчанами, но война между Богом и дьяволом, между добром и злом! Пойми же это наконец!

– Я убил больше датчан, чем тебе может присниться! – возмутился я.

– Но положим, – теперь Беокка говорил умоляющим тоном, – что эта твоя женщина, Исеулт, послана самим дьяволом? Что это нечистый помог ей вылечить Эдуарда, чтобы король доверился ей? И когда король, пребывающий в полном неведении, отправится на разведку, она его вероломно предаст!

– Давай-ка уточним! Ты думаешь, что она предаст Альфреда, или ты имеешь в виду, что это я могу его предать? – угрюмо спросил я.

– Твоя любовь к датчанам широко известна, – сухо ответил Беокка. – И ты пощадил тех людей в Палфлеоте.

– Поэтому ты считаешь, что мне нельзя доверять?

– Я тебе доверяю, – не очень убедительно сказал священник. – Но остальные? – Он сделал бессильный жест. – А вот если Исеулт останется здесь… – Он пожал плечами, не договорив.

– Все ясно, она будет заложницей.

– Скорее порукой.

– Я, вообще-то, торжественно поклялся королю в верности, – заметил я.

– Ты давал королю клятвы и раньше, но всем известно, что ты лжец. У тебя есть законная жена и сын, однако ты живешь с язычницей-шлюхой; ты давно испытываешь симпатии к датчанам и слишком самолюбив. Так неужели ты думаешь, что мы и вправду можем тебе доверять? – с горечью выпалил он все это на едином дыхании, а затем продолжил: – Я знал тебя, Утред, еще в раннем детстве, когда ты ползал по тростниковым полам Беббанбурга. Я крестил тебя, учил тебя, ты вырос у меня на глазах, я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой, – и я тебе не доверяю. – Беокка воинственно уставился на меня. – Если король не вернется, Утред, твою шлюху кинут на растерзание собакам.

Священнику, казалось, был неприятен весь этот разговор. Он покачал головой.

– Король не должен отправляться в Сиппанхамм. Ты прав. Это безумие. Это глупость! Это… – Он помедлил, подыскивая нужное слово, чтобы выразить всю степень своего осуждения. – Это безответственность! Но Альфред настаивает на своем, а если он пойдет, ты должен будешь его сопровождать, потому что ты единственный человек, который сумеет миновать датчан. Но заклинаю тебя, Утред, обязательно приведи его назад, потому что он дорог Богу и всем саксам.

«Однако что касается лично меня, – подумал я, – то мне этот человек ни капельки не дорог».

В ту ночь, мрачно размышляя над словами Беокки, я боролся с искушением бежать с болот, уйти прочь вместе с Исеулт – и пусть мой Вздох Змея послужит другому господину. Но Рагнар, если он был жив, по-прежнему находился в числе заложников, поэтому у меня не осталось больше друзей среди датчан. И если бы я нарушил клятву, данную Альфреду, люди решили бы, что впредь Утреду Беббанбургскому доверять нельзя, поэтому я остался.

Я пытался отговорить короля от безумной, или, как выразился Беокка, безответственной, затеи, но Альфред стоял на своем.

– Если я останусь здесь, – сказал он, – все подумают, что я прячусь от датчан. С противником следует встретиться лицом к лицу. И потому подданные должны меня видеть, должны знать, что я жив, знать, что я сражаюсь.

В кои-то веки мы с Эльсвит были согласны друг с другом и оба пытались удержать Альфреда в Этелингаэге, но его невозможно было отговорить. Король пребывал в странном расположении духа: он выглядел счастливым и не сомневался, что Бог на его стороне, а поскольку его болезнь отступила, то был к тому же полон энергии и сил.

Кроме меня, он взял с собой пять человек, в том числе священника, юношу по имени Адельберт, – тот вез завернутую в кожу небольшую арфу. Казалось смехотворным брать арфу, отправляясь во вражеский стан, но Адельберт славился как искусный музыкант, и Альфред пояснил, что мы должны будем петь хвалебные псалмы Господу, находясь среди датчан. Остальные четверо были опытными воинами из королевской гвардии: Осферн, Вульфрит, Беорт и, наконец, Эгвин, на прощание поклявшийся Эльсвит, что в целости и сохранности привезет короля домой. Это заставило супругу Альфреда бросить на меня едкий взгляд: ее расположение, которое я заслужил благодаря тому, что Исеулт вылечила маленького Эдуарда, давно исчезло под влиянием священников.

Мы облачились, словно для боя, в кольчуги и шлемы, а Альфреду непременно захотелось надеть отороченный мехом голубой плащ, в котором он сразу бросался в глаза: это делалось специально, дабы народ узрел своего короля. Были отобраны лучшие лошади: по одной для каждого из нас, а в придачу – три запасные.

Мы пересекли реку, прошли по бревенчатым настилам и наконец очутились на твердой земле неподалеку от острова, где, по словам Исеулт, был похоронен Артур.

Я оставил свою возлюбленную с Энфлэд, делившей жилище с Леофриком.

Стоял февраль.

Вскоре после того, как флот Свейна сгорел, наступила хорошая погода, и я считал, что мы должны отправиться в путь немедленно, но Альфред настоял, что необходимо дождаться восьмого февраля – праздника святого Катмана: это саксонский великомученик, почитаемый в Восточной Англии. Король решил, что это будет самый подходящий день. Может, он и был прав, потому что день выдался влажным и холодным, дул резкий ветер, и мы обнаружили, что в такую паршивую погоду датчане не спешат покидать свои укрытия.

Мы вышли на рассвете и к середине утра добрались до холмов, возвышающихся над болотом, которое было наполовину укрыто туманом, ставшим еще гуще из-за дыма, поднимающегося от печей маленьких деревушек.

– Ты слышал о святом Катмане? – жизнерадостно спросил меня король.

– Нет, мой господин.

– Он был отшельник, – объяснил Альфред.

Мы ехали на север, держась возвышенности, чтобы болото оставалось слева от нас.

– Его мать была калекой, поэтому он сделал для нее тачку.

– Тачку? А зачем калеке тачка?

– Ты не понял! Он возил ее в этой тачке! Чтобы она могла быть вместе с сыном, когда тот проповедовал. Он повсюду возил мать с собой!