Элиф Шафак - Ученик архитектора

– Чота заслужил достойные похороны, – произнес Джахан вслух, хотя никто не мог его услышать.

Он собственными руками обмыл слона, натер его бальзамом и благовониями. Все эти хлопоты так утомили его, что он был вынужден отдохнуть. Но мысль о том, как уберечь тело Чоты от разложения, не давала ему покоя. Джахан вспомнил, что лекарь Нурбану, дабы сохранить тело султана Сулеймана, обложил его льдом. Он принес из погреба несколько кусков льда, но понял, что это вряд ли поможет – слон был слишком велик, ему требовался целый ледник. Тем не менее найти какой-то выход было необходимо, ведь погребальная церемония, достойная Чоты, требовала длительных приготовлений.

Весть о кончине слона достигла ушей главного белого евнуха. И вскоре Гвоздика Камиль-ага, ставший за свою долгую жизнь свидетелем многих утрат, безумств и несчастий, появился в зверинце собственной персоной.

– Я слышал, ты считаешь, будто мы должны устроить для слона торжественный погребальный ритуал, – изрек он.

– Чота был прислан великим шахом Индии в дар великому султану Оттоманской империи, – ответил Джахан.

– Но это всего лишь зверь, – пожал плечами его собеседник.

– Самый большой в мире зверь, да к тому же всю жизнь прослуживший при дворе.

Камиль-ага, скорее удивленный, чем раздраженный подобной настойчивостью, небрежно бросил:

– Довольно глупостей. Попрощайся со своим слоном. Тело его будет отослано господину Бреве, французскому посланнику, который намерен его вскрыть.

Джахану показалось, что в живот ему вонзили кинжал. Он едва не задохнулся от боли.

– Что? Выпотрошить Чоту? – переспросил он дрожащим голосом. – Я никогда этого не допущу!

– Такова воля султана.

– Но разве он… – Джахан осекся, не договорив.

Он хотел спросить: «Разве султан не понимает, что это не обычный зверь?» Однако вопрос застрял у него в горле. О, будь жив мастер Синан, уж тот бы знал, как поступить. Учитель нашел бы нужные слова и сумел бы объяснить султану, что белый слон не заслуживает подобной участи.

В тот же день тело Чоты, украшенное венками и цветочными гирляндами, погрузили на колесницу, запряженную пятью волами. Белый слон отправился в свой последний путь по улицам Стамбула. Жители города радовались новому развлечению. Зеваки, толпившиеся на обочинах, вытягивали шеи, чтобы лучше видеть покойного слона, кричали и хлопали в ладоши. Позабыв о привычных делах, люди, увлекаемые скорее любопытством, чем печалью, следовали за колесницей. Джахан ехал верхом впереди, невидящий его взгляд был устремлен в пространство. Изнемогая от скорби, он остановился у ворот особняка французского посла и передал ему слона, как передают мяснику приготовленного в жертву ягненка.

На следующий день главный белый евнух вызвал Джахана к себе. Наверное, Камиль-ага хочет отчитать его за то, что он нарушил запрет и в ночь смерти Чоты остался ночевать в зверинце, решил Джахан. К тому же он осмелился воспротивиться воле султана и заявил, что не отдаст тело своего питомца на поругание французскому послу. То, что протест его изначально был обречен, не умаляло вины дерзкого слуги. За подобное своеволие Гвоздика Камиль-ага мог мстить годами. Как ни странно, Джахан думал о грозящих ему карах без всякого трепета. Неведомое прежде спокойствие снизошло на его душу.

Войдя в покои главного белого евнуха, Джахан медленно, словно нехотя, поклонился и замер в ожидании, уставившись в мраморные плиты пола.

– Подними голову! – раздался резкий, как удар хлыста, приказ.

Джахан повиновался. Впервые с того дня, когда он, совсем еще мальчишкой, едва прибыв во дворец, получил от высокомерного царедворца оплеуху, он взглянул ему прямо в глаза – темно-голубые, как морская вода.

– Я наблюдал за тобой все эти годы, – изрек главный белый евнух. – Ты быстро поднимался вверх и многого сумел достичь. Но я питаю к тебе расположение совсем по иной причине. Хочешь знать по какой?

Джахан хранил молчание. Он и думать не думал, что Камиль-ага питает к нему расположение.

– Каждый девширме сделан из расплавленной стали. Точнее, переплавленной. Ты долго жил среди нас, индус. Странно, что никто и никогда не пытался обратить тебя в истинную веру. Ты сделал это сам. Но знаешь, в чем твоя ошибка? Знаешь, как она называется?

– Откуда мне знать, эфенди?

– Любовь! – Губы главного белого евнуха брезгливо изогнулись, как будто это слово было ему неприятно на вкус. – В этом городе сотни людей обучаются у других людей наукам и ремеслам. Все они почитают своих учителей. А ты своего учителя любил. То же самое и со слоном. Тебе следовало просто ухаживать за зверем, кормить его и чистить. Любить его было совершенно ни к чему.

– Я сделал это ненамеренно, эфенди, – ответил Джахан. – Так уж получилось.

– Любовь делает человека уязвимым, – с легким вздохом произнес Камиль-ага. – И теперь, раз зодчего Синана больше нет, я стану твоим покровителем и наставником. Доверься мне, и поражения будут тебе неведомы.

– Поражения? Но я ни с кем не веду войны, эфенди.

Главный белый евнух сделал вид, что пропустил эти слова мимо ушей.

– Я помогу тебе справиться с горем. Мне известен дом, где с человека смывают уныние, как в хаммаме смывают грязь. Его так и называют – «хаммам для тех, кто пребывает в печали».

Джахан растерянно моргнул. Какие-то смутные воспоминания шевельнулись в его душе, воспоминания о событиях столь далеких, что казалось, они происходили в иной жизни.

– Оттуда ты выйдешь с легкой душой. Легкой и чистой. Понял?

Джахан ровным счетом ничего не понимал, но счел за благо кивнуть в знак согласия.

– Иди готовься. Мы поедем туда нынешним вечером.

В сумерках за Джаханом зашел слуга – здоровенный широкоплечий детина, глухонемой, как и многие слуги в серале. Следуя за огоньком факела, который слуга держал в руке, Джахан пересек внутренний двор и проскользнул в неприметную заднюю дверь. Люди, попадавшиеся навстречу, смотрели сквозь них, словно они были прозрачными. Если бы не мошки, кружившиеся над их головами, норовя попасть в глаза и ноздри, Джахан решил бы, что он и его спутник и в самом деле стали невидимками.

Иссиня-черный покров ночного неба, раскинувшийся над городом, казался бархатным. На улице Джахана ожидала карета, запряженная четверкой лошадей. Даже в темноте карета поразила его своей роскошью: позолоченные дверцы, резные панели из слоновой кости. Окна были плотно зашторены. Оказавшись внутри, Джахан увидел главного белого евнуха в длинном плаще, отороченном горностаем. Как только Джахан опустился на сиденье, евнух постучал тростью в потолок кареты, и они тронулись.

Карета помчалась по улицам, поднимая оглушительный шум. Джахан догадывался, что редкие ночные прохожие: пекари, спешащие выпечь к утру свежий хлеб, воры, отправившиеся на промысел, пьяницы, бредущие по городу в поисках выпивки, – провожают ее любопытными взглядами. Конечно, всем им было неведомо, что в карете сидит главный белый евнух. Знал ли кто-нибудь во дворце об их ночной поездке? Так или иначе, все посвященные будут хранить молчание, в этом Джахан не сомневался. В Стамбуле даже тайны, известные многим, остаются тайнами.