Элиф Шафак - Ученик архитектора

– Что случилось? – спросил Давуд, окинув Джахана изумленным взглядом.

– Прошу прощения за столь поздний визит. Но у меня не было другого выхода.

Джахан с жадностью осушил чашу мускатного шербета, принесенную слугой. Правда, руки его так тряслись, что бо́льшая часть напитка пролилась на ковер. Он попытался вытереть пятно рукавом, но только размазал его. Окончательно смутившись, Джахан уставился себе под ноги и тут заметил нечто, прежде ускользавшее от его внимания. Достойно удивления, что в момент, когда сердце его замирало от страха, а в голове царил сумбур, он обратил внимание на подобную мелочь и вспомнил, что видел этот ковер в доме учителя Синана.

– Я… убил человека, – выдохнул Джахан.

Лицо Давуда залила бледность.

– Кого? Как? Когда?

– Женщину… Любимую наложницу главного белого евнуха.

Джахан смолк, не зная, как лучше приступить к рассказу.

Наконец он собрался с мыслями и более или менее связно поведал о событиях этого вечера: о поездке в хаммам для тех, кто пребывает в печали, о карлице и наложницах-музыкантшах и о шлюхе, которая пыталась его соблазнить. Он не стал упоминать лишь о том, что благодаря разительному сходству с Михримах она почти преуспела в своих намерениях.

– Сам не знаю, как это вышло… – переведя дух, признался Джахан. – В последнее время со мной вообще происходят странные вещи. И у меня такое ощущение, что все каким-то образом связано с покойным Синаном.

Давуд укоризненно вскинул бровь.

– Наш учитель, да пребудет душа его в райских садах Аллаха, ныне далек от суеты этого мира, – изрек он.

– Это так, да будет благословенна его память. Но мы продолжаем его дело. Ты сам сказал это в прошлый раз. Из всех учеников Синана нас осталось лишь двое. – Джахан помолчал, пристально глядя на друга, и добавил: – Возможно, и над тобой тоже нависла опасность.

Давуд махнул рукой, давая понять, что считает подобное предположение безосновательным.

– Не переживай попусту. Мне ничего не угрожает.

– Я убил ее… – пробормотал Джахан, словно не веря собственным словам, и понурил голову, как ребенок, ожидающий утешения.

– Утром я постараюсь все выяснить, – пообещал Давуд. – Может, ты ошибся и на самом деле эта женщина жива. А сейчас тебе необходим отдых.

Выполняя приказ хозяина, слуги приготовили Джахану постель и поставили на стол кувшин с бузой и тарелку с финиками и хурмой. Джахан утолил голод и провалился в тяжелый тревожный сон.

Несмотря на то что душу его терзали демоны, спал он долго. Когда он очнулся, уже перевалило за полдень и комнату заливали солнечные лучи, проникавшие сквозь занавеси. На диване была разложена новая, с иголочки, одежда. Джахан оделся и поспешил поблагодарить Давуда, который ожидал его внизу, в обществе трех своих детей. Младшей девочке еще не исполнилось и четырех лет, а два ее старших брата были точной копией отца и, несомненно, обожали его. Увидев детей своего старого товарища, Джахан ощутил острый укол печали. У него самого не было ни жены, ни потомства, и рассчитывать на то, что они когда-нибудь появятся, вряд ли имело смысл. Он был сейчас столь же одинок, как и много лет тому назад, когда прибыл в этот город теней и призраков, по улицам которого разгуливает гулкое эхо прошлого.

– У меня плохие новости, – шепотом сказал Давуд, стараясь, чтобы дети его не услышали. – Ты был прав. Эта женщина действительно мертва.

Джахан покачнулся, будто получив удар в грудь. До сей поры он надеялся, что наложница всего лишь потеряла сознание.

– Что ты намерен делать? – участливо спросил Давуд.

– Оставаться в Стамбуле я не могу. Значит, мне надо уехать.

– Здесь, в моем доме, ты можешь оставаться сколько хочешь.

Джахан невольно улыбнулся. Великодушие Давуда тронуло его до глубины души. Как правило, люди, занимающие столь видное положение, избегают тех, кто попал в беду. А Давуд доказал, что на его дружбу можно положиться. Еще вчера, пробираясь в его дом, Джахан намеревался провести здесь какое-то время. Но теперь, увидев невинных детей, он понял, что не должен подвергать их опасности.

– Я очень тебе признателен, но злоупотреблять твоим гостеприимством не стану, – сказал он. – Мне лучше уйти.

Давуд погрузился в задумчивость. Через несколько мгновений лицо его просияло.

– Я знаю, где ты сможешь переждать, пока эта история позабудется. У моего тестя есть большой фруктовый сад поблизости от Тарса, а в этом саду – уютный домик. Там тебя никто не будет искать. Я дам тебе лошадь. Отправляйся туда и жди от меня вестей.

Они решили, что будет безопаснее дождаться наступления сумерек. Джахан провел весь день, играя с детьми и вздрагивая при малейшем шуме, долетавшем снаружи. После ужина Давуд дал ему коня, теплый плащ и кошелек с деньгами.

– Не унывай, – сказал он на прощание. – Скоро все уладится, и ты сможешь вернуться.

– Сумею ли я когда-нибудь отплатить тебе за твое добро?

– Мы идем по жизни вместе, – ответил Давуд. – Помнишь, что говорил нам учитель? «Вы не только братья. Каждый из вас проходит свой жизненный путь на глазах у другого».

Джахан кивнул, чувствуя, что во рту у него пересохло и к глазам подступают слезы. Он прекрасно помнил это наставление Синана. Помнил слова, которыми оно заканчивалось: «Каждый из вас проходит свой путь на глазах у другого. И если кто-то из вас собьется с пути истинного, другие сумеют его предостеречь. Следуйте тропой мудрых, тропой любящих, тропой бдительных, тропой трудолюбивых».

Друзья обнялись, и обоим вдруг показалось, что к биению их сердец присоединилось и биение третьего сердца, словно учитель Синан был рядом, смотрел на своих учеников и молился за них.

Джахан медленно и осторожно двигался среди теней, выбирая лишь самые темные улицы. Еще днем он решил, что не покинет Стамбул, не отдав последний долг Чоте. Правда, он счел за благо не посвящать Давуда в свои намерения. Сейчас Джахан стоял у ворот особняка французского посланника. Конечно, наносить визит чужеземцу – да и соотечественнику тоже – в столь поздний час и к тому же без приглашения было до крайности неучтиво. Но Джахан надеялся, что посланник простит его дерзость.

Слуга, открывший ему дверь, явно пребывал в глубоком замешательстве. Месье Бреве, его господин, терпеть не мог, когда его тревожили во время сна. Но необычный посетитель был настойчив. Препираясь друг с другом, они подняли такой шум, что из глубины дома раздался сонный голос:

– Кто там, Ахмад?

– Какой-то нахальный бедняк, господин.

– Дай ему хлеба, и пусть убирается восвояси.

– Он просит не хлеба. Он говорит, что должен срочно поговорить с вами насчет слона.

– Вот как? – Повисла недолгая пауза. А затем посланник распорядился: – Пропусти его, Ахмад.