Элиф Шафак - Ученик архитектора

Чем дальше они продвигались, тем сильнее становилось всеобщее смятение. Ошалевшие от ужаса животные носились по улицам туда-сюда. Семьи бедняков пытались спасти свои скудные пожитки, мужчины тащили ведра и бочки с водой, женщины прижимали к себе орущих младенцев. Только дети постарше оставались беззаботными, словно все происходящее казалось им увлекательной игрой, которую затеяли взрослые.

Пожар охватил уже несколько кварталов. Дома, где супружеские пары зачинали потомство, где женщины давали жизнь детям, где семьи отмечали свои праздники и где умирающие испускали последний вздох, буквально на глазах превращались в груды пепла. Лишь остатки семейного скарба, валявшиеся на полыхающих жаром улицах, напоминали, что здесь еще совсем недавно жили люди.

Наконец архитектор и его ученики достигли места, где пожар произвел наибольшие разрушения. Синан попросил, чтобы ему помогли спуститься вниз. Он был бледен, губы его дрожали. Будучи главным придворным строителем, он приложил немало усилий, дабы избежать подобных опустошительных бедствий: проверял состояние домов, приказывал мостить улицы. Но все его старания оказались напрасными.

От нескольких янычаров, прибывших на место бедствия, толку было мало: они лишь пытались успокоить пострадавших и помогали переносить их пожитки, да и это делали с большой неохотой. Синан подошел к одному из них – здоровенному малому, который, сидя на бревне, равнодушно поглядывал по сторонам.

– Почему вы бездействуете? – спросил он.

Янычар, не ожидавший подобного вопроса и не знавший главного придворного строителя в лицо, презрительно процедил:

– Чего тебе надо?

– Я спрашиваю: почему вы не тушите пожар?

– Мы только этим и занимаемся, – ухмыльнулся янычар.

Подошел его товарищ, который оказался более разговорчивым. Он пояснил, что янычары не пытаются бороться с огнем, поскольку ждут приказа своего командира, а тот, как назло, болен и не может встать с постели.

Лицо Синана потемнело от гнева.

– Какие вам еще нужны приказы? Как вы можете сидеть сложа руки, когда пламя пожирает город?

Пока Синан разговаривал с янычаром, слон и погонщик, привлеченные каким-то шумом, свернули на соседнюю улицу. Там они увидели двух женщин, которые, заливаясь слезами, осыпали друг друга упреками и ругательствами. Соседи рассказали Джахану, что обе они – жены купца, уехавшего по делам. Когда их дом вспыхнул, женщины выскочили наружу, схватив детей. На улице выяснилось, что они оставили в доме новорожденного младенца – каждая думала, что ребенка взяла другая.

Джахан переводил взгляд с рыдающих женщин на горящее здание.

– Подожди здесь. Я сейчас вернусь, – сказал он Чоте.

Джахан знал, что слон панически боится огня. Мысль о том, чтобы взять его с собой, даже не приходила ему в голову.

Джахан медленно приблизился к горящему дому. Прежде чем сделать очередной шаг, он замирал и прислушивался. А потом решительно переступил через порог, и пламя моментально окружило его. Со стороны фасада верхний этаж уже обвалился, но задняя часть пока оставалась нетронутой. Увидев медный подсвечник, Джахан по привычке сунул его за пазуху, хотя особой ценности этот предмет не представлял. Сделав еще несколько шагов, он увидел нечто более дорогое – золотую чернильницу, украшенную изумрудами. Джахан схватил ее и, кашляя и задыхаясь, двинулся дальше. Глаза его так слезились от дыма, что он почти ничего не видел. Горящая балка рухнула совсем рядом. Он успел отскочить, но балка задела его по плечу, и он упал. Идти дальше означало обречь себя на верную смерть.

Внезапно что-то мягкое схватило его за пояс и поставило на ноги.

– Чота! Откуда ты здесь? – воскликнул Джахан.

Вместо ответа слон двинулся в заднюю часть дома, точнее, в то, что от нее осталось. Уши его шевелились, как будто Чота ловил звуки, недоступные человеческому слуху. Гигантский зверь наверняка испытывал дикую боль, ступая чувствительными подошвами по горящим половицам, но в тот момент погонщик об этом не думал.

Джахан старался не открывать рот, чтобы не наглотаться дыма. Каждый вдох давался ему с трудом. Он снял куртку и обернул ее вокруг головы. Чота подталкивал его вперед, мягко, но настойчиво. Окруженный со всех сторон языками пламени, Джахан остановился, чтобы перевести дух. Слон терпеливо ждал.

Наконец они увидели колыбель. Легкий тюлевый полог защищал младенца от дыма, и благодаря этому малыш до сих пор не задохнулся. Джахан схватил его, и ребенок сразу вцепился ручонками в своего спасителя. Он так много плакал, что лишился голоса и теперь лишь открывал свой крошечный ротик, не в состоянии произнести ни звука. Но сила, с которой этот кроха цеплялся за жизнь, была поистине удивительна. Как видно, частица этой силы передалась слону и погонщику, потому что к обоим вернулось самообладание.

К тому времени, когда Чота и Джахан вышли из горящего дома, количество зевак на улице возросло раза в три, не меньше. Среди них были и мастер Синан с учениками. Им уже рассказали о том, как слон сам, никем не понукаемый, вошел в охваченное огнем жилище. Мать младенца бросилась к ним и выхватила свое дитя из рук Джахана. Она плакала и смеялась одновременно, то бормотала молитву, то благодарила Джахана, пытаясь поцеловать ему руку. Мгновение спустя женщина подбежала к слону и стала целовать его хобот, не опасаясь, что громадный зверь ее затопчет.

Джахан тем временем подошел к учителю, который сжал его в объятиях.

– Я чуть с ума не сошел от страха за тебя… – бормотал Синан. – Но я так горжусь тобой, сынок, так горжусь…

Прочие ученики тоже обняли своего товарища. Но от них исходил холодок, и Джахан не мог этого не почувствовать. В глубине души все трое досадовали, что этот выскочка вновь сумел выделиться, оставив их в тени.

Выяснилось, что янычар-ага действительно болен. Однако вовсе не это обстоятельство послужило причиной бездействия солдат, не получивших должных распоряжений. Янычары давно уже требовали повышения жалованья, но великий визирь не спешил обременять казну новыми расходами. По всей видимости, янычары полагали, что их бездействие на пожаре сделает власти более сговорчивыми, ибо чиновники воочию убедятся, сколь велика их зависимость от армии.

Слон и погонщик, покрытые сажей и пропахшие дымом, отправились в дом Синана. Там Джахан осмотрел и перевязал подошвы Чоты. Два когтя у бедного животного были сломаны, ступни кровоточили, кожу покрывали ожоги. Джахан знал, шрамы от этих ожогов останутся у слона на всю жизнь.

Несколько часов спустя Джахан, стоя в саду учителя, смотрел на раскинувшийся внизу город. Клубы дыма по-прежнему поднимались к небесам. Близился рассвет, но птицы молчали, и даже чайки не встречали солнце своими криками. Город погрузился в тишину. Не слышно было ни потрескивания очагов, ни людских голосов. Похолодало, и дышать прохладой после раскаленного воздуха пожарища было особенно приятно.