Энтони Ричес - Твердыня тысячи копий

– Раздевайся и мойся здесь.

Фелиция подчинилась, изображая полнейшую робость, сбросила столу, аккуратно свернула ее и положила на траву. Сняв затем обувь, она обернулась к фрументарию.

– Центурион, сделай одолжение, отойди в сторонку. Мне и так несладко, а тут еще ты пялишься, будто я рабыня на рынке…

Эксцинг пожал плечами и развел руки в стороны.

– Ты не слышала, что сказал мой коллега? Мне так же интересно глядеть на тебя голую, как на вон то дерево. – Он вздохнул, слегка покачал головой, затем отвернулся, обращаясь к листве перед глазами: – Ладно, так и быть. Учти только, что придет время, когда твоя скромность уже не поможет. До той поры Хищник тебя будет оберегать, не даст подпортить вплоть до нужного момента, но как только твой Аквила окажется рядом, пощады не жди. А кстати, про твоего ухажера. Вы как вообще сошлись-то? Ты же была женой старшего офицера?

Фелиция отвечала нарочито ровным голосом, чтобы не возбудить лишних подозрений.

– Хочешь узнать про моего бывшего мужа? Там все очень просто. Это была жестокая скотина, любившая меня попросту насиловать. Называл это «подбавить перчику». – Она быстро сняла ножны с оружием, тут же спрятала их в сапожке, затем стянула тунику и шагнула в воду, на секунду задохнувшись от резкого холода. – Все время повторял, что знает, дескать, как мне это нравится, когда пришпилит спиной или лицом к столу, намотает волосы на руку и… Я же говорю, скотина. – Она вышла из воды, быстро оделась и вновь закрепила нож на бедре, под плотным шерстяным покровом туники. – Но свои повадки он приберегал не только для меня. Ходили кое-какие слухи и про тех, кто под ним служил. Вот один из них его и убил во время какой-то стычки несколько месяцев тому назад. И правильно сделал…

Центурион уже поворачивался к ней, когда Фелиция накинула столу, после чего бледно улыбнулась и поблагодарила кивком головы. Глаза фрументария прищурились, пока он переваривал новость, что муж докторши мертв.

– Он был богат?

Поправляя складки, Фелиция безразлично дернула плечом.

– Кажется, где-то под Римом имелось скромное поместье.

– Тебе что, все равно?

Она помотала головой и отмахнулась.

– Наследство мне не положено, сам знаешь. К тому же я не желаю даже касаться его вещей.

– Да, но деньги…

– Ничего от него не хочу. У меня уже все есть для этой жизни.

– А когда мы прикончим юного Аквилу? Что у тебя останется? Уж конечно, тебе лучше вернуться в метрополию и хоть чем-то поживиться, чем гнить тут в нищете. Слушай, а ведь я мог бы тебе помочь. Не задарма, естественно.

Она холодно взглянула на фрументария, впервые начиная осознавать всю глубину его цинизма.

– Не сомневаюсь. Тебе ничего не стоит выгнать родственников моего бывшего мужа из родного дома, а на их место вселить меня. И потом вечно держать на крючке: ну еще бы, снюхалась с беглым преступником, чуть ли не государственная изменница. Еще капельку, и можно казнить. Но знаешь, центурион, охотясь за чужими деньгами, ты забываешь одну важную вещь.

Эксцинг криво усмехнулся на ее неприкрытый гнев.

– И что это за вещь такая?

Фелиция гордо выпрямилась, не сводя с него глаз, словно пригвождая к месту.

– Ты еще не нашел Марка. Мало того, тебе только предстоит знакомство с его мечами. Так что не торопись загадывать, центурион. Очень может статься, что дело пойдет совсем не так, как тебе хочется.

Дубн потянулся, расправляя занемевшие члены и проклиная собственную подозрительность: изобразив из вороха одежды некое подобие человеческой фигуры на тюфячке, он всю ночь просидел с обнаженным мечом, поджидая неизбежного – как ему казалось – нападения, раз уж половина центурии успела узнать про его раны. Едва не падая от изнеможения, впервые в жизни испытывая столь сильную потребность во сне, он до рассвета сторожил вход в палатку, готовый сразить любого, едва заметит признаки подвоха. Так что теперь, на восходе солнца, его налитые кровью глаза особенно отчетливо выделялись на фоне посеревшего от усталости лица. До позднего вечера он слышал ворчание солдат, пока раздраженный голос начальника караула не разогнал людей по палаткам. Ему казалось, что они только и делали, что обсуждали внезапно обнаруженную уязвимость своего нового сотника. И тем не менее все обошлось, ночь минула без приключений, оставив его чуть ли не в дураках. Он закрыл веки и увидел лицо Марка. Надо держаться, надо быть сильным – ради друга и его женщины, с которой тот обручен. Вот оно, напоминание, ради чего он сам ринулся на север, не дожидаясь, когда залечится рана…

Резко откинулся входной полог, тесное пространство залил резкий свет, и задремавший центурион встрепенулся, мысленно чертыхнувшись на проявленную слабость и заодно прикидывая, как долго длилось забытье. Вскинув меч для удара, Дубн воспаленными глазами таращился на вход, поджидая первого, кого встретит клинок. Чей-то силуэт затмил свет утра, и локоть измученного офицера дернулся назад, чтобы гладиус вот-вот смог проткнуть чужие кишки, а заодно и спину насквозь.

– Центурион?

Меч замер на расстоянии ладони от неприкрытой брюшины Тита. Дубн зажмурился и резко выдохнул, сам удивляясь, до чего близко оказался к убийству собственного заместителя. Тот шагнул внутрь, осторожно отвел клинок в сторону и широко распахнутыми глазами уставился на командира.

– Вот, пришел позвать тебя к людям. Хотят поговорить…

Дубн бледно усмехнулся.

– Да уж я догадался.

Тессерарий покачал головой.

– Понятно. Решил, дескать, раз они заметили рану, ночью жди гостей, да? Так и промаялся до рассвета с обнаженным мечом?.. Ты извини, центурион, но тебе надо бы мозги все-таки вправить. Мои ребята полночи просидели, толкуя, до чего ты крут, – а ты все это время потел тут, как мошонка в жаркий полдень. Рекомендую все же собраться да и прийти в себя, чтобы не пропороть кому-то брюхо, едва тот откроет рот… Давай-ка заодно я помогу влезть в доспехи…

Спустя несколько минут, хмурясь от неловкости, Дубн вышел из палатки и не торопясь зашагал по лужайке к строю из сорока человек, которые его поджидали. Тит отдал команду, люди встали по стойке «смирно» – да с такой четкостью, что у центуриона невольно задрались брови. Он обернулся к начальнику караула и жестом пригласил, мол, приступай.

– Центурион! Солдаты этого подразделения обсудили все те вещи, что ты говорил нам с момента принятия командования. Мы не упустили из виду, что ты шел с нами шаг в шаг, несмотря на незажившую дырку в боку. Ты заставил нас задуматься, как мы хотим выглядеть в чужих глазах впредь, раз уж ясно показал, как нас видят солдаты других частей прямо сейчас. Мы не считаем себя пропащими трусами, хотя и понимаем, в каком свете самих себя выставили под Моряцким Городком. Вот мы и решили принять твое предложение, доказать, что способны драться как мужчины и вновь заслужить уважение.