Вадим Николаев - Богатырская дружина Мономаха. Русь в огне!

– Хорошо же, – по лицу Боняка пробежала довольная улыбка. – Но если остаешься, то ты так же свободна, как любая из наших сестер и дочерей. Ты вольна выйти замуж за кого угодно.

– Никто другой мне не нужен, – твердо сказала Предслава.

– Ты еще молода и можешь потом передумать. Не связывай же себя клятвой. А если кто-то, – Боняк возвысил голос, – обидит ее или нашего сына, я сам встречу обидчика в царстве мертвых, и горе этому человеку!

Меньше чем через час Боняк умер. Предслава рыдала; плакали и половецкие воины.

Такого героя у половцев никогда уже не было.

Спустя шестьдесят лет какой-то другой Боняк – возможно, потомок легендарного полководца – тоже приходил на Русь и тоже был разбит.

Ближайшей зимой, в январе, Святополк и Мономах заключили мир с новым ханом Аепой (Шарукан скончался вскоре после поражения половцев). Поскольку сыну Мономаха Юрию только что исполнилось пятнадцать и он достиг брачного возраста, Мономах женил его на дочери Аепы.

С этим Аепой уже породнился Олег Святославич, женивший на его старшей дочери своего сына. Теперь и Мономах с позиций победителя мог позволить себе породниться с половцами.

Мономах в разговорах с половцами ни словом не обмолвился о Добрыне, зато Мстислав, приехавший вместе с отцом, расспрашивал о богатыре всех, кого только мог. Он хорошо помнил Добрыню, помнил, как тот помогал ему и мечом, и советом во время войны с Олегом Святославичем, и очень хотел узнать о его судьбе, надеясь на лучшее. Но никто из половцев, с которыми говорил Мстислав, ничего не знал о Добрыне.

Мир вновь оказался недолгим – уже не по вине Мономаха. Не прошло и двух лет, как Аепа умер, и половцы возобновили свои набеги.

Впрочем, и русские отвечали им достойно. Мономах все больше думал о том, чтобы перенести тяжесть действий в Великую степь. Зимой там шли обильные снегопады, и скот не мог питаться травой. Кочевники оказывались прикованы к местам своих зимовок. Даже при хорошо подготовленных зимовках скот их сильно тощал. Особенно тощали ездовые кони, а значит, ослаблялась военная мощь.

Конечно, большие походы зимой были невозможны, но отдельные нападения совершать никто не мешал. И в декабре 1109 года посланный Мономахом воевода Дмитр Иворович разгромил половецкие вежи у Дона. Воловьи упряжки с семьями и утварью половцев не могли уйти от русской конницы и были захвачены.

Весной следующего года Святополк и Мономах опять решили совместно пойти на половцев и уже отправились в путь, но по дороге разругались и возвратились, дойдя лишь до Воиня.

Половецкая проблема казалась неразрешимой. Зато Мономах мог успокаивать свою совесть и думать, что мир с половцами в любом случае не может быть долгим, – независимо от его желания.

В 1113 году в возрасте шестидесяти трех лет скончался великий князь Святополк Изяславич. Закончились двадцать лет самого бесславного правления за всю историю Руси. Уже на пятом году своего правления Святополк позволил развалить доставшееся ему великое государство. Он позорно проиграл половцам те битвы, которыми руководил сам, неоднократно нарушал клятвы, позволил ослепить Василька Теребовльского, привел на Русь венгров, чтобы захватить Перемышль, не брезговал никакими способами, чтобы пополнить свою казну. Дважды он чуть не потерял и последние остатки власти, но его полная бездарность как нельзя лучше устраивала удельных князей и киевских бояр.

Народ все это время терпел, отводя душу в разговорах. Хотя Святополка никто не любил и не уважал, врожденное, доставшееся от предков почтение к титулу великого князя сдерживало киевлян. Когда Святополк умер, плотину прорвало. Семнадцатого апреля горожане кинулись громить дома ростовщиков-иудеев. Нельзя было сказать, что большинство киевлян так уж сильно пострадали от ростовщиков; просто их раздражало богатство инородцев и иноверцев.

Но не забыли они и о своих. После иудеев киевляне кинулись громить дома бояр, в том числе дом Путяты Вышатича. Сам тысяцкий был в отъезде, зато его дочь Забава Путятишна, жившая после развода у отца, в самом буквальном смысле слова умерла от страха.

Киевские бояре укрылись в Софийском соборе. Казалось, повторяются события 1068 года, которые если кто и застал, то в раннем детстве, но о которых все были наслышаны. Тогда народ, не спросясь бояр, избрал князем Всеслава Полоцкого. Кого изберут на этот раз? Ответить было нетрудно: конечно же, Мономаха.

Теперь это был уже не тот мало кем любимый властитель Чернигова, которому не только бояре, но и убежденные Яном Вышатичем горожане предпочли Святополка. Мономах не зря столько лет ковал славу сильного и мудрого князя, защитника Руси от половцев. Не только киевляне, но и почти все русские люди хотели видеть его великим князем, не сомневаясь, что он восстановит единство страны.

Избирать в таких обстоятельствах законного наследника – Ярослава Владимирского – было безумием. Надо было опережать события и самим звать Мономаха, единственного, кто способен утихомирить народ.

Бояре послали в Переяславль такое письмо:

«Приезжай в Киев, князь! Если не приедешь, будут большие несчастья: и не только Путятин двор, дворы сотских и дворы ростовщиков будут разгромлены, но пойдут на вдову покойного князя, на монастыри и на всех бояр. Ты будешь в ответе, если разграбят монастыри!»

С письмом к Мономаху отправился митрополит Никифор.

Восстание длилось еще четыре дня, охватив и окрестные деревни. Но прежнего размаха уже не было, так как распространился слух о том, что бояре избрали Мономаха. Когда Мономах со своей дружиной вошел в город, восстание прекратилось.

Однако Мономах понимал, что должен немедленно чем-то порадовать горожан. Поскольку трогать киевское боярство ему было невыгодно, козлами отпущения должны были стать, конечно, иудеи.

Но казнить ростовщиков, получивших от Святополка законное дозволение на свой промысел, было делом немыслимым, тем более что многие из них, включая женщин и детей, и так погибли от рук восставших. Мономах поступил иначе. Он даже не стал отбирать у них имущество. Он просто приказал всем иудеям покинуть страну, объявив, что отныне любой иудей, приезжающий на Русь, окажется вне закона.

– Куда же нам идти? – спросил у Мономаха старейшина иудеев Исаак.

– Туда, откуда пришли, – спокойно ответил князь.

– Но наши земли захвачены императором Алексеем.

– Тогда идите куда глаза глядят.

Иудеи отправились в Германию, где, как они знали, жило много их единоверцев. И в течение многих веков ни одного иудея не было на Русской земле.

Но Мономах нашел, что запрещать среди христиан ростовщичество, которое все равно существовало бы в обход казны, – невыгодно. Приняв в Софийском соборе присягу на верность (в золотой остроконечной шапке с соболиной отделкой, привезенной когда-то его матерью из Ромеи вместе с другим приданым), Мономах начал составлять «Устав Володимира Всеволодовича». Согласно этому «Уставу» ростовщичество разрешалось (церковь в нынешней ситуации не могла возражать князю), но на очень умеренных условиях. Если, допустим, человек задолжал ростовщику шесть гривен и в течение следующих трех лет, не будучи в состоянии выплатить весь долг, выплачивал на обычных иудейских условиях каждый год по три гривны, через три года его долг считался выплаченным. Ведь должник возвратил взятые шесть гривен и сверх того – три гривны роста. Прибыли ростовщиков снижались на целых две трети, а соответственно, снижалась и прибыль, поступающая в казну, зато это было в пользу народа, с народом же, так неожиданно принесшим ему власть, Мономах стремился ладить.