Саймон Скэрроу - Меч и ятаган

И даже хорошо, что тусклый свет над гребнями островерхих крыш начал вскоре угасать, а Лондон сделался царством теней. Между тем дорога, став заметно шире, повернула на Холборн. Томас ехал, не реагируя на спешащих рядом с лошадью разносчиков, скороговоркой сватающих проезжему рыцарю снедь и всякие безделушки. Одновременно он бдительно поглядывал на переметные сумы, чтобы их, чего доброго, не подрезал кто-нибудь из уличных воришек, которых здесь пруд пруди: только и ждут, чтобы поразжиться на ком-нибудь из ротозеев. А вот и въезд на Друри-лейн; Томас повернул лошадь на сравнительно спокойную боковую улицу. Лавки, что тянулись здесь по обе стороны, были не в пример богаче, с красочными вывесками, предлагающими разнообразие богатого товара: тут тебе и тонкие ткани, и вина заморские, и сыры с фруктами, и серебряная утварь с неблизкого Востока, и стекло со всей Европы. А между лавками возвышались дома, один другого вычурнее и краше, и все богаче по приближении к Олдуичу и различимой отсюда Темзе.

Перед тем как стемнело, Томас остановил какого-то посыльного мальчишку со свертком под мышкой и спросил, где здесь дом Роберта Сесила, на что тот указал ему на внушительного вида особняк с просторным двором, занимающий угол Друри-лейн и часть смежной улицы. Фасад особняка — сплошь резное дерево и выложенные узором кирпичи — выходил непосредственно на Друри-лейн. Боковые ворота вели во внутренний двор с конюшней. На въезде путь Томасу преградили два дюжих привратника, пропустив его во двор лишь по разъяснении, что у него назначена встреча с их господином. Тогда Томас, спешившись, отдал поводья подоспевшему конюшему и был препровожден к задней двери дома, где его принял под свою опеку один из домашних челядинцев в таком же добротном синем сукне, что и гонец, приезжавший к Томасу накануне.

Рыцарь еще не раз объяснил цель своего визита, и тогда его через центральный вестибюль провели по лестнице наверх и далее по коридору, где вдоль всего пути следования свечи таинственно озаряли живописные полотна, вывешенные на дубовых панелях стен — почти сплошь сцены охоты или портреты напыщенных родственников. Лишь одна из картин изображала библейский сюжет. Томаса провели в небольшую приемную с деревянными скамьями; освещал и обогревал ее камин. Сейчас в огонь закладывал свежие поленья стройный молодой слуга — смугловатый, с нежными чертами и вишнево-карими глазами, настолько пронзительными, что Томасу сделалось слегка неуютно.

— Я извещу о вашем прибытии секретаря милорда, — учтиво сказал он. — Не желаете ли во время ожидания немного подкрепиться?

— Чара горячей медовухи мне бы не помешала.

— Медовухи?

Брови у молодого человека приподнялись; было забавно наблюдать, как он теряется в догадках, на какую ступеньку лондонской социальной лестницы поместить этого гостя. Одежда вроде как добротная, но без украшений, стрижка хорошая и ухоженная, как и борода, но без намека на фасоны, модные нынче у господ. Быть может, зажиточный купец или сельский йомен? [25] Йомены — в феодальной Англии свободные мелкие землевладельцы, которые самостоятельно занимались обработкой земли. Однако само его присутствие здесь по настоянию сэра Роберта Сесила показывало, что гость не так уж прост. А потому слуга отвесил почтительный поклон:

— Как пожелаете, сэр. Медовуха так медовуха.

Он еще раз пристально оглядел гостя, после чего с полуулыбкой вновь занялся подкладыванием дров в камин, а управившись, потер ладони и занял место на скамеечке рядом с камином. Сбоку от него находилась еще одна дверь, единственная в приемной. Томас снял плащ, перчатки и шляпу и положил их рядом с собой на скамейку. С минуту он впитывал атмосферу уюта; чувствовалось, как тепло начинает благостно проникать сквозь одежду и продрогшую кожу. Наконец он перевел глаза на молодого человека, чтобы получше его рассмотреть, и с удивлением заметил, что тот все это время сам не сводил с него глаз. Ничуть не смутившись тем, что уличен, он продолжал разглядывать гостя довольно бесцеремонным образом.

— Я вас знаю? — поинтересовался Томас.

— Нет.

— А вы меня?

— Впервые вижу, — ответствовал тот благовоспитанным голосом, в котором трудно было уловить акцент.

Прежде чем удалось затеять какой-нибудь разговор, дверь возле молодого человека открылась и оттуда показался хрупкого сложения клерк в синей ливрее. Кашлянув, он поглядел на гостя:

— Сэр Томас Баррет?

— Да.

— Господин готов вас принять.

— Так скоро? Мы вроде бы уславливались на шесть.

— Он готов встретиться не мешкая.

— Что ж, хорошо.

Томас встал со скамьи и напоследок поглядел на молодого человека, который в ответ слегка наклонил голову. Дверь вела в небольшую комнату с окном на внутренний дворик позади дома. У окна стояли письменный стол и табурет, а по бокам от него — два объемистых сундука для документации. Клерк, просеменив мимо гостя, аккуратно постучал в дверь на противоположной стороне комнаты. Робко занеся руку, он не сразу ее приоткрыл и переступил через порог.

— Милорд, к вам сэр Баррет.

— Проси немедля, — откликнулся зычный голос.

Клерк, попятившись, жестом пригласил Томаса войти. Домашний кабинет министра был вполне под стать важности своего хозяина. Помещение тянулось от заднего внутреннего двора до самой Друри-лейн, на которую выходили своими переплетами несколько окон. Вдоль стен тянулись резные шкафы с рулонами свитков и книгами. Большего количества фолиантов в одном месте Томасу прежде не доводилось и видеть — сотни четыре или пять, не меньше. Частная библиотека, размерам которой можно откровенно позавидовать. В кабинете находились два камина, обогревающие оба конца помещения, а между шкафами размещались стулья, на которых разом могли сидеть тридцать-сорок гостей. Между двумя каминами стоял большой письменный стол с деревянным подносом, на котором возлежала стопка документов. Рядом — пара притопленных в столешницу чернильниц и лунка с аккуратным пучком перьев. За столом восседал рослый дородный мужчина, аккуратно подстриженную голову которого венчала шелковая шапочка-скуфейка. Над двойным подбородком подрисованным штрихом смотрелась кисточка эспаньолки. На вид он был немногим младше Томаса. Помимо него в комнате находился еще один человек, сухопарый, в черном, похожем на рясу балахоне до пола. Он стоял у огня, согревая спину. Оба какое-то время глядели на Томаса, пока тот из них, что за столом, не сделал нетерпеливый взмах рукой.

— Проходите же, сэр Томас, усаживайтесь. Вот сюда, — он указал на один из стульев с подбивкой, что полукругом стояли напротив его стола. — И вы тоже, дорогой мой Фрэнсис.