Саймон Скэрроу - Меч и ятаган

Томас неторопливо убрал письмо в чехольчик, после чего взыскательно спросил:

— Ну и?..

— Он говорит, милости просим остановиться при таможне, в гостинице господ офицеров. Сержант нас туда сопроводит. А начальник порта тем временем выправит нам подорожную на весь путь следования до Барселоны. Там сейчас готовится к выходу армада под командованием дона Гарсии де Толедо, как раз на турок. Для перемещения нам отрядят двух лошадей.

Томас поджал губы, улыбаясь тайком из-под бровей.

— Уму непостижимо, на что способны подвигнуть скромного чинушу посулы Божьей кары, даже небольшой.

Эсквайр улыбнулся уголками рта:

— Признаться, не только это.

— А что еще?

— Я тут проронил, что письмо подписано вице-королем Каталонии.

— Ага, — улыбнулся с оглядкой Томас. — Получается, земная власть значит для них все-таки больше.

— Как оно и водится у мелкой сошки.

Сержант с сухим поклоном что-то бросил солдатам, которые тут же подхватили сундуки, и процессия тронулась с омытого дождем причала в проулок, ответвляющийся от порта.

Таможня оказалась приземистым строением, где понизу располагались присутственные места и конторы, куда купцы обязаны были являться со своими грузовыми манифестами и выплачивать соответственно пошлину. В зимние месяцы число курсирующих судов невелико, так что когда явились двое англичан, внизу за уже закрытым гроссбухом сидел всего один клерк, прочищая тряпицей гусиные перья. Постояльцев он проводил наверх в скромную комнату с четырьмя простыми кроватями и небольшим очагом, возле которого в углу лежала вязанка дров и стояла корзина с кресалом и щепой для растопки. Затем клерк принес лампу, а также немного хлеба, сыра и кувшин вина. Пожелав доброй ночи, он ушел восвояси; слышно было, как внизу запирается замок.

— Ну вот, — вздохнул Томас, оглядев пристанище. — Я устроюсь вон там, поближе к огню.

— Как пожелаете. — Покладистость эсквайра перед своим рыцарем улетучилась сразу, как только они остались одни.

— А ты разожги пока огонь перед ужином. Не мешало бы нам согреться и просушить одежду.

Ричард заметно помрачнел, на что Томас, прежде чем тот успел что-либо сказать, упреждающе поднял палец:

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь.

— Ну так скажите.

— Ты послан с поручением от сэра Роберта Сесила, а не каким-то там служкой. И это начинает тебе досаждать.

— Нет, а в самом деле, с какой стати я должен этим заниматься? В конце концов, я человек тонкого воспитания. Образование получил в Кембридже, разговариваю на нескольких языках. Состоял в услужении у первого министра и был у него далеко не на последнем счету. И все это, получается, для того, чтобы поступить мальчиком на побегушках к рыцарю, находящемуся, мягко говоря, на излете? — Раздув ноздри, он спесиво скрипнул зубами, после чего, однако, спохватился: — Приношу извинения. Я продрог, измотан. Оттого, наверное, и вырвалось.

Томас, покачав головой, устало рассмеялся:

— Эк тебя разохотило! Это у тебя длиннейшая тирада с самого нашего отъезда из Англии, поверь на слово.

Ричард с пожатием плеч отстегнул застежку плаща, мокрой грудой упавшего на пол.

— Что ж, отрадно было узнать хоть что-что из твоего прошлого, — все с таким же позабавленным видом продолжал Томас. — Значит, ты считаешь, что лучшие мои годы давно миновали?

— Я, кажется, извинился.

— Мог бы этого и не делать. Поскольку ты прав. Воин из меня уже не тот, что был в молодости. Но уверяю, в твоем возрасте сложен я был ничуть не хуже, чем ты. А то и получше. Кто знает, может, даже и сейчас.

Молодой человек успел снять свой кожаный камзол и стягивал через голову шерстяную рубаху. Приостановившись, он бросил на Томаса слегка насмешливый взгляд:

— Вы бы стали мериться со мной силой?

— А что, думаешь, побоялся бы?

— Нет, исходя из того, что я о вас знаю, сэр Томас. Но думаю, это было бы неразумно с вашей стороны.

Томас возвел бровь, но промолчал. Он тоже поснимал с себя сырую одежду, оставшись в одних башмаках и бриджах. В мутноватом свете лампы стал виден его могучий торс с белесыми нитями и язвинами старых шрамов; видно было, как Ричард, с любопытством на него покосившись, пристыженно отвел глаза.

— Я растоплю очаг, — сказал Томас. — Там, в углу, еще одна лампа. Возьми ее и сходи глянь, нет ли где лишних одеял. Не мешало бы хоть нынче согреться, а то кто знает, что ждет нас в пути.

Ричард кивнул и, выудив из прорехи в матрасе пучок соломы, запалил им вместо фитиля лампу и вышел с нею из комнаты.

Оставшись один, Томас присел возле очага. Влажная кожа на прохладном воздухе шла пупырышками. Знобко подрагивая, рыцарь сделал над горстью растопочной соломы шалашик из хвороста и поднес к нему огонек, который охотно занялся, а под осторожным поддуванием и вовсе расцвел. Вскоре он уже весело, с легким шипением потрескивал; настал черед поленьев потолще. К той поре, как возвратился Ричард, комнату уже освещал румяный столбик огня, отбрасывая по штукатурке стен пляшущие тени.

— Вот, — оруженосец кивнул на сложенные у себя перед грудью одеяла. — Нашел в сундуке. Если надо, там есть еще и дополнительные валики.

— Нет, мне без них удобнее, — Томас в знак признательности кивнул и, подхватив верхнее одеяло, тщательно его встряхнул, после чего обернул им плечи и подкинул в растущий огонь дровишек. Наблюдательный Ричард, проделав то же самое со вторым одеялом, примостился на краешке Томасовой кровати и легонько подался вперед, поближе к теплу очага.

— Эти шрамы, — произнес он после паузы. — Вы их получили на службе у Ордена?

— Кое-какие — да. А другие… Где я их только не получал. — Томас, чуть откинувшись, сел к своему ученому эсквайру вполоборота. — Вот тут, — он ткнул себя в левое плечо, — меня прошила стрела, когда я воевал во Фландрии. Неопасно, в мякоть, но кровь, помнится, хлестала, как из хряка на бойне. — Он переместил руку на левую грудь. — А вот сюда досталось кинжалом, да глубоко. А это… Это, кажется, в магрибском походе, в бухте… Ну да. Ла Валетт тогда не захотел, чтобы нас при абордаже тяготили доспехи. Мы тогда брали галеон, и передо мной выскочил пират, из тени, да резко так. Вторым ударом он меня добил бы, если б ла Валетт не кинулся между нами и не вышиб из него дух. — Томас посмотрел на огонь, шевельнув при воспоминании бровью. Притронулся к внутренней стороне локтя. — А вот это от ожога, когда мы штурмовали под Триполи корсарский форт. Враг тогда использовал зажигательные емкости. Один горшок хлопнулся о стену как раз возле лестницы, по которой я карабкался, и нафта сквозь кольчугу и плотный гамбизон достала до самого тела. — Томас невольно поморщился, припоминая ту жуткую боль, которую было ничем не унять. Ох и долгой выдалась та ночь на вражеских стенах!..