Сергей Степанов - Последний викинг. «Ярость норманнов»

В глубине души Харальд был вынужден признать правоту его слов. По обычаю, простой народ имеет право сходиться на тинги. Конунги вступают на престол лишь с одобрения тингов, и каждое важное дело требует предварительного согласия бондов. Без приглашения лагманов, подобных седому старцу, обратившемуся к нему с наставительной речью, конунги и ярлы даже не могут явиться на тинг. Взвесив все это, Харальд решил проявить благоразумие. Как ни тяжко ему было, он пересилил себя и сказал, осторожно подбирая каждое слово:

– Вы справедливо заметили, что я совсем молод и иногда говорю запальчиво. Но я всегда готов принять добрый совет и отблагодарить за него. Чужеземец попросил меня показать Двор Богов, и я выполнил его просьбу, не предполагая, что он будет столь невоздержан в выражении своих чувств. Я не знаю его языка, но ручаюсь, что его громкие восклицания были не чем иным, как восхищением богом Фрейером, каковый, еще раз хочу почтительно напомнить, является моим предком.

Речь Харальда явно порадовала седобородого лагмана. Он обернулся к толпе и зычно крикнул, как привык кричать во время споров на тинге, восстанавливая порядок:

– Слышите, бонды? Видите, с каким уважением обращается к народу прямой потомок бога Фрейра? Во всем виноват чужеземец. Впрочем, вы сами видите, что это сущий дикарь, не знающий величия наших богов. Мы его достаточно проучили. Глядите, как он напуган и дрожит, подобно только что вылупившемуся из скорлупы цыпленку. Оставим же трястись от страха этого жалкого человека и вернемся на Двор Богов, чтобы вознести дары Тору, Одину и Фрейру!

Однако не все язычники согласились с его словами. Раздались гневные выкрики:

– Мы им не верим!.. Пусть докажут уважение к нашим богам!

– Какие доказательства вам нужны? – обратился к недовольным лагман и получил немедленный ответ:

– Пусть они примут участие в жертвенном пире!

Лагман вынужден был согласиться и зычно приказал:

– Отведите их в Священную рощу!

Под вопли язычников, приветствовавших его решение, он тихо шепнул Харальду:

– Будь благоразумен, юноша! Народ очень раздражен.

Харальда и восточного купца привели в березовую рощу, раскинувшуюся за святилищем. В каждый из девяти дней мерзопакостного праздника Дисаблот язычники, пораженные безумием, приносят в жертву своим нечестивым богам животных, среди которых следует назвать быков и лошадей. Также приносят в жертву петухов, ибо языческие предания гласят, что петух Сальгофнир своим криком поднимает по утрам обитателей Вальхаллы; собак – потому что собака якобы сопровождает павших воинов в Чертог Мертвых, и кошек – священных животных богини Фрейи, жены Одина.

Но ужаснее всего, хотя в означенное трудно поверить доброму христианину, что по сей день в капище Упсалы творится мерзость человеческого жертвоприношения. Язычники лишают жизни преступников или рабов, а их тела вешают на ветвях рядом с тушами жертвенных животных. Рассказывают, что священная роща за Двором Богов имеет страшный вид. Белые стволы берез стоят в красных подтеках от крови, а чаши под деревьями наполнены кровью людей и животных, ибо язычники верят, что только кровь может ублажить их кровожадных богов. Придет час, и двор мерзости будет разрушен навсегда!

Харальда и его спутника поставили перед человеческой жертвой с распоротым животом и вывалившимися до земли кишками. Рядом с трупом человека висел мертвый пес. Седовласый лагман опустил в одну из чаш веник и окропил кровью Харальда. Потом их подвели к большому костру, над которым висел большой котел. В нем варилось мясо жертвенных животных. Харальду поднесли кубок, наполненный крепкой брагой.

– По обычаю, первый кубок полагается осушить за Одина, – велел лагман.

Харальд сделал хороший глоток и сказал:

– Пью за вашего конунга, свеи!

Кубок с хмельным напитком пошел по кругу, каждый из язычников сделал глоток. Кубок наполнили снова, и лагман провозгласил:

– Второй кубок пьем за Тора.

– Пью за славу и победу в войне! – сказал Харальд и украдкой перекрестил кубок.

Он рассчитывал, что язычники, занятые выпивкой, не заметят крестного знамения, но кто-то угрожающе выкрикнул:

– Смотрите, что он сделал!

Седой лагман был начеку и откликнулся:

– Я стоял близко и видел, что гость нашего конунга поступил так, как делают все, кто верует в Тора и посвящает ему свой кубок. Харальд сделал знак молота над кубком, прежде чем испить его. А теперь третий кубок! Он особенно важен для нашего гостя, потому что он будет пить за своего божественного предка Фрейра.

– Пью за урожайный год и мир! – произнес Харальд, делая третий глоток.

От крепкой браги все вокруг стало смешным. Он оглянулся, и ему показалось, что мертвый пес скалит зубы в улыбке. Харальд перевел взгляд на человека с распоротым животом, и ему почудилось, что тот ухмыляется, глядя на свои вывалившиеся кишки. Но испытание еще не закончилось.

– Накормите их кониной… христиане не употребляют конину в пищу… посмотрим, какой они веры на самом деле! – кричали в толпе.

Один из язычников проткнул ножом большой кусок мяса, варившийся в котле, вытащил его и поднес ко рту восточного купца. Харальд опасался, что аравитянин заартачится и погубит себя и его, но купец запустил зубы в мясо и стал жевать с таким удовольствием, что язычники были вполне удовлетворены. Настала очередь Харальда попробовать конины. Он припомнил сагу о конунге Хаконе Добром, сыне Харальда Прекрасноволосого. Сначала Харальду наследовал его старший сын и любимец Эйрик Кровавая Секира. Он перебил своих братьев. Уцелел лишь Хакон, поскольку отец предусмотрительно отослал его ко двору английского короля Адальстейна. Его так и прозвали – «Воспитанник Адальстейна». Когда Эйрик погиб в междоусобной распре, Хакон вернулся на родину. На тинге в Трондхейме он просил бондов признать его конунгом и обещал вернуть им усадьбы, отнятые отцом и братом. Бонды с восторгом приняли Хакона, дав ему прозвище Добрый. Все заговорили, что новый конунг во всем похож на Харальда Прекрасноволосого с той только разницей, что Харальд весь народ в стране поработил и закабалил, а Хакон желает каждому добра. Этим новостям все были рады, их передавали друг другу, и они распространялись по всей стране, как огонь по сухой траве.

Хакон Добрый был тайным христианином. До поры и времени он скрывал свою веру, но, укрепившись на престоле, приехал на тинг и начал с того, что обратился с просьбой к бондам, могущественным и немогущественным, и вообще ко всему народу, к молодым и старым, богатым и бедным, женам и мужам, чтобы все они крестились и верили в одного бога, Христа сына Марии, и отступились от всех жертвоприношений и языческих богов, соблюдали святость седьмого дня и в него не совершали никакой работы и каждый седьмой день постились. Едва конунг возвестил это народу, сразу же поднялся громкий ропот. Бонды говорили, что тогда им нельзя будет хозяйствовать на земле. А батраки и рабы говорили, что, если они не будут есть, они не смогут работать. Тут поднялся Асбьёрн из Медальхуса и ответил на речь конунга: «Мы, бонды, думали, когда взяли тебя, Хакон, в конунги, что схватили небеса руками, но теперь ты снова намереваешься превратить нас в рабов, делая нам странное предложение – оставить веру, которой придерживались до нас наши отцы и все наши предки еще в век сожжения и потом, в век курганов. И вот воля наша и решение бондов – мы будем подчиняться тебе, пока ты уважаешь нашу веру. В противном случае мы возьмем себе другого правителя. Выбирай, конунг, между этими двумя возможностями до того, как кончится тинг».