Антон Кротков - Загадка о русском экспрессе

— А что мне было делать! Если бы я признался, то Ретондов с удовольствием выместил бы на мне обиду за то, что я чуть не посадил его под арест по обвинению в убийстве журналиста.

Сергей попросил доктора показать ему письмо. Злоумышленник воспользовался почтовой бумагой из письменного набора, имеющегося в салоне-гостиной. Текст был составлен печатными буквами, причем по форме они очень напоминали те, которыми был написан шутливый фант, из-за которого журналист Медников пустил себе пулю в голову.

— Я умоляю вас вернуть документы на то место, куда я их положил! — Доктор снова прижал руку к сердцу, борода его тряслась, а глаза слезились. — У меня дома доченьки, внуки. Пусть он возьмет эти проклятые бумаги и вернет мне пробирки. А потом уж ловите его.

— Вот вы мудрец, — с сочувственной укоризной посмотрел на пожилого ученого Сапогов, — неужели вы не понимаете, что эта пробирка — его страховой полис. Теперь он постоянно будет держать ее при себе, как обложенный со всех сторон полицией преступник держит бритву у горла заложницы. А кстати, насколько велика вероятность, что он не выпустит этот вирус прямо здесь, в вагоне. Ведь пробирку можно случайно уронить, и она разобьется.

— Нет-нет, что вы! — Доктор замахал руками так, будто открещивался от самой возможности такого чудовищного исхода. — Она сделана из достаточно прочного стекла и тщательно запечатана.

— Ну хорошо, — немного успокоился Сергей. — Раз вы так этого хотите, давайте пока положим документы туда, где вы их оставили. И посмотрим, кто за ними явится. У вас есть на этот счет версия?

Доктор растерянно развел руками:

— Может, это все-таки кто-то из обслуги?

Теперь они оба спрятались в хозяйственном чуланчике за шторкой поблизости от «электро»-купе. Ожидание растянулось почти на час. Устав сидеть в полной тишине, Сергей тихо шепнул на ухо доктору:

— Когда вы на медиумическом сеансе говорили про черную старуху с ядовитыми семенами, которая томится взаперти, это вы свои пробирки имели в виду?

Доктор был полон раскаяния:

— Сам в ужасе оттого, что накликал беду. Простить себе не могу.

Сергей вдруг услышал приближающиеся шаги и сделал доктору знак, чтоб он замолчал, а сам осторожно, чтобы не выдать своего присутствия, взвел курок револьвера.

Шаги приближались. Сергей осторожно выглянул через крохотную щелочку между краешком занавески и стенкой и чуть не выронил от удивления револьвер. В сторону «электро»-купе неторопливой походкой направлялся его напарник. На ходу ротмистр Дураков грыз семечки, закидывая их себе в рот из правой пригоршни и сплевывая шелуху в левую ладонь. Сергей не мог поверить своим глазам и потрясенно ждал, когда Дураков возьмет документы и тем полностью изобличит себя. Однако, немного не доходя до купе, где находились документы, ротмистр остановился и тихо свистнул. Не переставая лузгать семечки, он немного подождал, затем громким шепотом сообщил:

— Извините, коллеги, но не могли бы вы прервать ваши игры в прятки. Есть неотложный разговор.

Однако Сергей лишь крепче сжал губы и подал знак доктору, чтобы и он тоже не отзывался, ведь обращенное к ним предложение могло оказаться лишь уловкой хитрого профессионала, проверяющего, не ожидает ли его засада.

Тогда Дураков сказал:

— Дорогой Серж, неужели ты полагаешь, что тот, кого ты здесь караулишь, такой простак, чтобы явиться сюда, предварительно не убедившись, что его спутники мирно дрыхнут на своих койках? Ну хватит уж играть в казаки-разбойники.

Дураков подошел к тому месту, где прятались доктор и Сапогов, и резко отдернул занавеску.

— Что у вас тут произошло? Рассказывайте. Только скорее! До Петербурга осталось совсем немного.

Сергею пришлось представить доктору своего напарника в его истинном амплуа, после чего поведать Дуракову о происшествии с пропажей документов.

— Ну что ж, не будем подвергать семейство доктора смертельной опасности, — подумав, заключил Дураков. — Пускай документы попадут к тому, кто их так страстно добивается.

Уже во второй раз напарник пытался помешать Сергею изобличить настоящего преступника. Как тут было не заподозрить его в самом худшем.

Между тем ротмистр помрачнел, озабоченно сдвинул брови и объяснил:

— У меня тоже невеста и матушка проживают в Петербурге, и я не могу позволить, чтобы их забрала чума. А наступление мы все равно выиграем. Никакое преимущество австриякам не поможет против нас.

— Но ведь тысячи солдат погибнут ни за грош! — Изумлению и возмущению недавнего окопника не было предела.

— Война без смертей невозможна, а русские бабы еще нарожают мужичков, — как о чем-то пустяковом брякнул Дураков. Его грубое лицо расплылось в похабной улыбке. Сейчас он всем своим видом удивительно соответствовал собственной говорящей фамилии. И как только Сергей раньше не разглядел в нем полное ничтожество?

— Вы хотите сказать «пушечного мяса», — неприязненно уточнил Сергей, снова перейдя с ротмистром на официальное «вы».

— Называй, как хочешь, — отвернулся к окну ротмистр, явно теряя интерес к продолжению бесполезного разговора.

— Я подам на вас рапорт, — пообещал Сергей. — То, что вы делаете, называется должностным преступлением и даже изменой.

— Это как вам будет угодно. Но пока должен вам напомнить, — не поворачиваясь к Сергею, металлическим голосом чеканил ротмистр, — что я, а не вы, отвечаю за операцию, и потому потрудитесь выполнять мои распоряжения.

Дураков проводил напарника до купе доктора и попросил Ирманова приглядывать за ним. По лицу старика Сергей видел, что тот думает: «Да, мне жаль, что так вышло, но если на одной чаше весов находятся жизни сотен тысяч неизвестных мне солдат и офицеров нашей армии, а на другой всего несколько жизней дорогих мне людей, то я без колебаний сделаю выбор в пользу спасения своих родных. И винить меня в этом нельзя, ибо любой человек на моем месте поступил бы так же».

Остаток ночи доктор бдительно следил, чтобы сосед не улизнул из купе. И только утром они вместе отправились в «электро»-купе. Документов там уже не было, но и пробирку с опасными бактериями неизвестный преступник не оставил, как обещал.

Сергей с укором посмотрел на растерянного эскулапа.

— Ну, что я вам говорил!

Доктор выглядел крайне подавленным. Он чувствовал себя обманутым неизвестным преступником. Тревога за судьбу близких снова начала терзать его сердце.

Сергею стало жаль чадолюбивого главу семейства, и он успокоил его:

— Да не волнуйтесь вы так, Владимир Романович. У этого парня достаточно ума, чтобы понять, что бывают деяния, которые нельзя оправдать никакой военной необходимостью. Скорее всего, он бросит вашу пробирку в печь, как только окажется у своих.