Антон Кротков - Загадка о русском экспрессе

Однако вместо гибельного вскрика Сергей услышал странный, глухой, металлический стук и визг отрикошетившей пули.

Издав угрожающий клич, «чистильщик» схватил лежащую рядом с телом убитого им русского офицера дубинку, похожую на средневековую палицу, и бросился на Сапогова. Сергей вновь и вновь жал на курок, но странным образом не мог остановить быстро надвигающегося на него врага. Можно было подумать, что австрияк заговорен от пуль, или же наган [4] Револьвер системы «Наган» состоял на вооружение русской армии в период Первой мировой войны. Офицеры вооружались его самовзводной «офицерской» версией. неисправен. Головорез уже почти добежал до Сапогова и даже замахнулся на него своей железной палкой, как вдруг громко всхлипнул и стал заваливаться на спину. Казалось, здоровяк получил внезапный удар в лицо, пославший его в нокаут. Его тело несколько раз дернулось у ног Сапогова и застыло.

Сергей перевел дух и первым делом выглянул из-за стенки бокового хода, чтобы проверить, где находятся двое других «чистильщиков». К счастью, их уже не было видно. Вокруг звучало столько выстрелов, что вряд ли товарищи убитого Сергеем штурмовика обратили внимание на несколько негромких револьверных хлопков.

Сергей посветил фонариком на лицо врага. Над его правой бровью чернела маленькая дырочка. Только теперь Сергей смог оценить всю степень грозившей ему опасности. Неприятельский солдат был закован в броню, словно средневековый воин. Грудь и спину прикрывала стальная кираса. Даже шею защищал кольчужный капюшон-подшлемник. На нем была надета мешковатая форма грязно-серого цвета из особого непромокаемого материала с толстыми накладками на локтях и коленях, позволяющая сливаться с местностью и ползком преодолевать приличные расстояния в любую погоду. На левой части рукава куртки убитого имелась нашивка с изображением мертвой головы и гранаты старинного образца. Застреленный гренадер имел чин унтер-офицера.

Убитым австрияком русским, чье тело мародер собирался обобрать, оказался несчастный прапорщик Кривошеин. Скорее всего недавний бухгалтер, страдающий близорукостью, просто заблудился в темноте в лабиринте окопов и напоролся на своего убийцу. На лице Кривошеина и рядом с его телом Сергей не увидел очков, без которых сорокачетырехлетний толстяк становился совершенно беспомощен. Сергей осторожно разжал пальцы Кривошеина и взял его наган. Так и есть. Все патроны в револьверном барабане находились в своих гнездах. Потерявший очки чудак даже не попытался защититься, ибо не смог разглядеть лица подходящего к нему с железной палкой человека. Скорее всего он принял врага за своего и даже, возможно, в своей обычной интеллигентской манере поздоровался с ним, приподняв фуражку, словно шляпу-котелок, прежде чем получить дубинкой по голове.

Нелепая трагическая гибель этого безобидного человека, который даже на войне оказался не способен и мухе причинить вреда, потрясла Сергея. Рука сама потянулась к фуражке, обнажая голову в память о светлом человеке и отце большого семейства. Слезы подступили к глазам.

В это время с той стороны, куда только что ушли двое штурмовиков, появился поручик Гурдов. Он шел по траншее быстрой решительной походкой, ведя за собой отряд собранных им солдат. Впервые за время их фронтового знакомства Сергей был рад видеть поручика. На груди Гурдова на длинном шнурке болтался офицерский свисток. Похоже, именно его призывную трель Сергей слышал десять минут назад. Полы офицерской шинели поручика были обожжены огнеметами.

В одной руке он держал обнаженную шашку, в другой — самозарядный трофейный пистолет. Клинок шашки был измазан в крови. У Гурдова было бледное, забрызганное кровью лицо и злые сверкающие глаза навыкате. Обычно закрученные колечками усы его теперь топорщились в стороны остроконечными кисточками, словно наэлектризованные.

Быстро взглянув туда, где лежал, раскинувшись, мертвый австрияк, поручик одобрительно кивнул в его сторону:

— Ваша работа?

Сергей молча кивнул. Тут поручик увидел погибшего прапорщика и сделал сочувственную мину:

— Да, жаль… Забавный старичок был… Однако нам пора идти. Сейчас мне каждый штык дорог. А мертвые подождут.

Бой продолжался всю ночь. Разбитый на сотню фрагментов, он вспыхивал в самых разных местах ротной позиции и затихал лишь, когда одной стороне удавалось полностью вырезать солдат неприятеля. Опьянев от крови, плохо соображая от усталости, Сергей действовал как автомат, не имея сил анализировать свои действия. Страха тоже уже не было, осталось лишь исступление. Он то бежал куда-то вместе со всеми по бесконечным лабиринтам окопов, то жестоко сцеплялся в темноте с пахнущими чужой жизнью мужиками в ожесточенной рукопашной, обменивался ударами ножей, стрелял в упор. Проходы закидывались гранатами, входы в траншеи выжигались добытыми у врага огнеметами… Запах горелого человеческого мяса преследовал Сапогова повсюду. Его пытались душить, ему выдавливали глаза и рвали рот, а он, повинуясь инстинкту самосохранения и забыв на время про человеколюбие и любовь к ближнему, до упора вгонял штык в мягкую плоть. А чтобы не слышать чужих воплей ужаса и боли, надо было самому орать во всю глотку.

К счастью, лиц он тоже не видел во мраке, а иначе, возможно, сошел бы с ума еще до окончания этого кошмара. Временами доходило до пинков и укусов. Законы цивилизованного общества, морали, религии были забыты в этих адских окопах. Каждый старался выжить, а сделать это можно было лишь одним способом — убивать, убивать и убивать, не теряя ни единого мгновения на опасные сомнения. Зато теперь Сергей знал совершенно точно, что такое настоящий ад. Он не был похож на придуманное беллетристами величественное чистилище, а был грязным и вонючим глубоким рвом, наполненным до краев смертью и ненавистью.

Казалось, затянувшемуся кошмару не будет конца. Даже свойственное большинству нормальных людей благоговейное уважение к погостам было отринуто как нелепая условность, допустимая лишь в мирной жизни.

Перед самым рассветом бой переместился на старое католическое кладбище, примыкающее к позициям роты с тыла. Небольшая группа австрийцев заняла оборону на его окраине. Кладбище располагалось на возвышенности и было обнесено каменной оградой. За высокой кирпичной изгородью австрийцы оказались как в крепости. Но даже если бы им пришлось отступить от стены в глубь кладбища, то множество памятников, склепов и растущих между могилами деревьев позволили бы им быстро зацепиться за новый рубеж. Для отряда, в котором находился Сапогов, дело осложнялось еще тем, что у противника имелся ручной пулемет. При малейшей попытке атаковать их австрияки немедленно открывали ураганный огонь. Из-за ограды в русских летели гранаты. Безжалостные даже к раненым, «чистильщики» прекрасно понимали, что им тоже пощады не будет, и сражались отчаянно.