Антон Кротков - Загадка о русском экспрессе

— Ложись! — заорал нечеловеческим голосом солдат на спине Сапогова.

На то, чтобы успеть укрыться или отбросить влетевшие гранаты, времени у Сапогова не осталось. Инстинктивно он бросился в глубь блиндажа подальше от гранат. Взрыв! Осколки с визгом брызнули во все стороны, впиваясь в стены и круша все на своем пути. Сергея резко швырнуло вперед. Он налетел лбом на деревянную сваю и от сильного удара лишился чувств…

Очнулся Сергей оттого, что кто-то обшаривал его тело. Сапогов открыл глаза, но ничего не увидел по причине того, что стекла его противогазовых очков закоптились от дымового нагара. Разочарованный австрияк раздраженно пнул Сергея сапогом в челюсть. Удар получился не очень сильным, но чувствительным. Сергей застонал. Но из-за того что голосовые связки его пострадали от отравляющего газа, из горла вырвался лишь приглушенный хрип, который поглотила защитная маска. «Чистильщики» ничего не услышали и продолжали считать Сергея мертвецом. Это его и спасло. Впрочем, не только это.

Несчастный солдат, которого Сапогов нес на себе, принял на себя весь град осколков от разорвавшихся за спиной у Сергея гранат. Сергей почти не пострадал, но оказался весь забрызган чужой кровью. И выглядел натуральным покойником. Потеряв сознание, он лежал неподвижно, пока его обыскивали. А придя в чувство, быстро сообразил, что надо и далее продолжать изображать мертвеца.

Сергей слышал, как австрияки нашли спрятавшегося под перевернутой ванной штабс-капитана фон Клибека. Сработанная из великолепного чугуна купальница прекрасно защитила барона от осколков. Если бы немцы не проявили излишний педантизм и не решили как следует обшарить блиндаж, штабс-капитан в полной безопасности дождался бы окончания вражеской атаки и героем покинул свое убежище при приближении наших подкреплений.

Но все-таки австрийцы его нашли и стали требовать, чтобы пленный русский офицер выдал им перехваченное с голубем сообщение. Барон готов был отдать жуткого вида головорезам что угодно. Да вот беда, заветной трубочки на столе не оказалось. Сквозь крохотное «окошко» чистого стекла в правом «глазе» своих противогазовых очков Сергей видел, как барон униженно ползает на четвереньках вокруг стола и ищет пропавший пенал. Стоящий над ним с широко расставленными ногами австрийский лейтенант поторапливал русского офицера, грозя ему смертью. Ошалевший от страха штабс-капитан обращался к вражескому офицеру, словно к князю:

— Gnddiger Herr (Ваше сиятельство), прошу вас не поступать так со мной!

Стоя на коленях пленник уверял:

— В моих жилах тоже течет кровь великой германской расы, я прибалтийский немец. И всегда с почтением относился к вашей культуре. Моцарт и Штраус мои любимые композиторы. Венская опера божественна, а ваши женщины такие утонченные. Я обожаю вашу кухню… К тому же в Вене и в Берлине у меня много влиятельных знакомых.

— Довольно! — теряя терпение, поднял левую руку австрийский лейтенант и щелкнул крышкой часов. — У нас мало времени, господин соотечественник (это слово он произнес с презрительной насмешкой). Даю вам три минуты на размышления.

Сергею стало искренне жаль штабс-капитана. Но он не знал, как ему помочь. Выдать врагу депешу? А если в ней заключена большая угроза для всей русской армии?

Пока Сергей размышлял, как ему поступить, австрийцы передумали убивать русского офицера и увели его с собой.

Почти три недели Сергей провалялся в госпитале. Его лечили от отравления газом. Рядом с Сапоговым на соседних койках лежали несколько солдат его роты, — ослепшие, покрытые страшными язвами и нарывами, они умирали долго и мучительно. Он же каким-то чудом не успел наглотаться убийственного газа, хотя довольно долго находился в зараженных окопах без защитной маски.

Хирурги также извлекли из его правой ноги два крохотных осколка. И уже на второй день после операции Сергей начал осторожно пробовать ходить, опираясь на трость. Говорил он слегка осипшим голосом, но врачи обещали, что через пару недель все придет в норму.

Правда, о возвращении на передовую пока речи не было. Сергею полагался трехмесячный отпуск для поправки здоровья. И лишь по его окончании он мог предстать перед комиссией военных врачей, которые либо признают его годным к строевой службе, либо окончательно коммисуют из армии.

В день выписки проводить Сергея собралась компания из сестер милосердия и пациентов из числа ходячих. В руках у Сапогова была его неизменная спутница — гитара, под аккомпанемент которой он исполнял недавно сочиненный трагикомический романс. В его куплетах бард описывал драматические обстоятельства своего ранения и последующего чудесного спасения, воздавая должное искусству врачей и заботливости прекрасных ангелов, спустившихся в ад войны в облике сестер милосердия, «чья красота сильнее лучших заморских лекарств». А еще благословлял свою «шестиструнную мандолину», которая не дает ему долго хандрить.

Эта испанская гитара, сделанная известным мастером на заказ, точно так же, как и ее хозяин, получила в последнем бою два осколочных ранения и была «прооперирована» умельцами из госпитального хозвзвода, которые наложили на ее деревянный корпус две фанерные заплатки.

Наверняка Сергей еще не один час играл и пел для провожающих поклонников, если бы к компании не подкатил огромный черный автомобиль «делоне-бельвилль». За рулем длинного открытого кабриолета сидел спортивного вида молодой офицер в черной кожаной куртке, перчатках-крагах и больших противопыльных очках. Он был похож на авиатора.

Офицер неторопливо стянул с рук перчатки, переместил огромные очки с лица поверх фуражки. И только тогда молодцевато выпрыгнул из машины и, поскрипывая на ходу новенькой кожей, направился к компании. Его длинные мускулистые ноги в плотно облегающих, расшитых шнурами и галунами малиновых рейтузах — гусарских чикчирах не могли не вызвать стыдливого восхищения у присутствующих дам. Особенно учитывая, что «автомобилист-гусар» выгодно обтянул свое выдающихся размеров мужское достоинство. Такими же внушительными были большой американский револьвер, чья рукоять торчала из огромной кобуры на его боку, и кавалерийская сабля, которая, бряцая на кочках, волочилась за ним по земле на длинной перевязи. Широкие плечи незнакомца, грубое, но обаятельное лицо, его очевидная склонность жить, как в автомобиле на всех парах, создавали впечатление, что перед вами хоть и пижон, но в общем-то славный парень.

Машина, на которой франт с шиком подкатил, и его самоуверенный вид не оставляли сомнения в том, что офицер прибыл сюда по какому-то особо важному делу. Тем не менее он начал с того, что с галантной улыбкой красиво отдал честь симпатичным девушкам. И уж только затем осведомился, кто из присутствующих будет вольноопределяющимся Сапоговым. Сергей, ответил, что это он и есть. Тогда незнакомый офицер козырнул и ему, но сделал это уже не так, как только что дамам, а быстрым точным взмахом руки к виску.