Уилбур Смит - Ярость

Лотар был в центре толпы обнаженных молодых людей, которые пели и по-товарищески боролись, но, увидев отца, вырвался и сразу подошел к нему, одетый только в испачканные травой шорты; его великолепное тело блестело от пота, в руке он сжимал коричневую пивную бутылку. Лицо его светилось от радости и сознания собственного достижения.

– Сын…

Манфред протянул правую руку, и Лотар радостно схватил ее.

– Сын, – повторил Манфред, но голос изменил ему, и глаза затуманились от гордости. Он потянул сына за руку, прижал к груди и беззастенчиво обнимал, пот Лотара запятнал его рубашку, а товарищи по команде радостно вопили.

Втроем: Манфред, Рольф Стандер и Лотар – они ехали домой в министерском «кадиллаке». Они были счастливы, как школьники, улыбались и подталкивали друг друга, пели старые непристойные песни регбистов. Когда остановились на светофоре, прежде чем повернуть на шоссе Яна Сматса, которое через тридцать миль холмистого высокого вельда понесет их в Преторию, среди машин опасно замелькали два черных мальчика; один из них через боковое стекло «кадиллака» посмотрел на Манфреда, нахально улыбнулся и протянул экземпляр «Мейл»; на руке у него лежала пачка таких газет.

Манфред собирался нетерпеливым жестом прогнать его: «Мейл» – английская газетенка. Но тут он увидел заголовок: «Апелляция отклонена: убийца Гай Фокс будет повешен», опустил боковое стекло и бросил мальчишке монетку.

Газету он передал Рольфу Стандеру, кратко приказав:

– Читай! – и поехал дальше.

«Этим утром апелляция Мозеса Гамы по делу об убийстве и двух покушениях на убийство в кейпское отделение Верховного Суда была отклонена полным составом Апелляционного суда в Блумфонтейне. Подтверждена назначенная дата казни через повешение» .

– Ja, goed .

Хотя Манфред слушал, сосредоточенно хмурясь, он испытал огромное облегчение. Все предыдущие месяцы газеты и публика воспринимали дело Гамы как тесно связанное с Манфредом Делареем. То, что он лично произвел арест, и то, что он министр внутренних дел, в общественном сознании соединилось, и теперь прохождение этого дела считали показателем силы и успешной работы полиции и kragdadigheid – личной силы и влияния Манфреда.

Больше любых других качеств африкандерский Volk требовал от своих вождей силы и решительности. Этот случай, это явление людям черной опасности и кровавой революции вызвало по всей стране напряженное чувство незащищенности, большой угрозы. Люди хотели уверенности в том, что их безопасность и безопасность государства в сильных руках. Манфред с его обостренным политическим чутьем понимал, что его судьба уже метнула кости.

К несчастью, в этом деле, которое должно было стать образцом правосудия и быстрого возмездия, возникли осложнения. Тот факт, что судья Верховного Суда оправдал обвиняемого в государственной измене и сделал несколько крайне противоречивых и неудачных заявлений о верности индивида государству, в котором тот лишен прямого представительства, подхватила зарубежная пресса; вдобавок случай привлек внимание левых либералов и большевиков во всем западном мире. В Америке бородатые хиппи и коммунистически настроенные студенты университетов создавали комитеты «Спасти Мозеса Гаму» и устраивали пикеты у Белого Дома и посольства Южной Африки в Вашингтоне, и даже в Британии на Трафальгарской площади перед «Домом Южной Африки» прошли демонстрации черных эмигрантов и белых отбросов общества, спровоцированные и финансируемые коммунистами и либералами. Английский премьер-министр вызвал для консультаций высокого комиссара Южной Африки, а президент Эйзенхауэр позвонил Хендрику Фервурду и просил о снисхождении к осужденному.

Южно-африканское правительство решительно отмело все эти обращения. Его позиция была такова: дело относится только к ведению суда, правительство не станет вмешиваться в отправление правосудия. Однако судьи Апелляционной коллегии известны были приступами стремления к независимости суждений, толкавшими их на неразумные проявления сочувствия или погружавшими в запутанную юридическую диалектику, что плохо согласовывалось с задачами политики и стремлениями Volk’а.

К счастью, на этот раз обошлось без непонятных решений верховных судей: в маленькой, выкрашенной в зеленый цвет камере центральной тюрьмы в Претории Мозеса Гаму ожидала петля, и он через люк рухнет в вечность, куда собирался отправить вождей нации.

– Ja, goed! Теперь читай редакционную статью! – приказал Манфред Рольфу Стандеру.

«Голден сити мейл» – англоязычная газета, и взгляды у нее даже для этой части прессы либеральные. Манфред никогда бы не купил эту газету, но раз уж она попала ему в руки, он готов развеять мрачное удовлетворение, вызванное решением Апелляционного суда, раздраженно слушая либеральные высказывания журналистов «Мейл».

Рольф Стандер пошелестел новой газетой и откашлялся.

– «Мученик родился», – прочел он, и Манфред гневно хмыкнул.

« Когда Мозес Гама умрет на веревке палача, он станет самым значительным мучеником в истории борьбы черной Африки за свободу.

Вознесение Мозеса Гамы не будет объясняться ни его трогательным красноречием, ни вызывающими благоговение духовной силой и влиянием. Произойдет это скорее по той простой причине, что он поставил серьезный и судьбоносный вопрос, ответа на который нельзя получить ни в одном национальном суде. Этот ответ – в самом сердце человечества. Ибо сомнению подвергнуто самое существование человека на земле. Упрощенно формулируя: оправданно ли обращение человека, лишенного всех мирных, законных средств отстаивать основные человеческие права, оправданно ли его обращение в конечном счете к насилию? »

Манфред фыркнул.

– Хватит. Не нужно было просить тебя читать. Все это так предсказуемо. Если черные дикари перережут горло нашим детям и будут пожирать их печень, все равно найдутся rooinekke , которые станут попрекать нас тем, что мы не приготовили к их пиру соль! Довольно это слушать. Посмотри спортивные страницы. Послушаем, что они говорят о Лотаре и его mann’е, хотя сомневаюсь, чтобы эти souties поняли разницу между куском билтонга и мячом для регби.

Когда «кадиллак» подкатил по длинной подъездной дороге к официальной резиденции Манфреда в богатом пригороде Ватерклуф, у бассейна в дальнем конце широкой зеленой лужайки уже собралось множество членов семьи и друзей, и молодежь побежала к ним навстречу, чтобы обнять Лотара, как только он выйдет из машины.

– Мы слушали по радио! – восклицали бегущие и по очереди обнимали и целовали его. – О Лотти, ты просто чудо!

Сестры взяли его за руки; их подруги и девочки Стандера, провожая Лотара к бассейну, где ждали старшие женщины, держались как можно ближе к ним.