Уилбур Смит - Ярость

Какое-то время они молчали. Глубина видения брата, его страшная одержимость всегда пугали Хендрика и вызывали у него благоговение.

– Как угодно, – согласился он наконец. – Когда ты хочешь устроить свадьбу?

Мозес не раздумывал ни секунды.

– В полнолуние середины зимы. За неделю до начала нашей кампании неповиновения.

Они снова помолчали. Наконец Мозес встряхнулся.

– Значит, решено. Мы должны обсудить перед ужином что-нибудь еще?

– Ничего. – Хендрик встал и собрался приказать женщинам нести еду, как вдруг вспомнил. – А, еще одно. Белая женщина, та, с которой ты был в «Ривонии». Ты ее помнишь?

Мозес кивнул.

– Да, женщина Кортни.

– Та самая. Она прислала сообщение. Хочет снова тебя видеть.

– Где она?

– Близко, в месте, которое называется пещеры Сунди. Она оставила тебе номер телефона. Говорит, дело важное.

Мозес явно был раздражен.

– Я говорил ей, чтобы она не пыталась со мной связаться, – сказал он. – Предупредил, что это опасно… – Он встал и принялся расхаживать по комнате. – Если она не научится слушаться и держать себя в руках, для нашей борьбы она будет бесполезна. Белые женщины все такие – избалованные, непослушные и капризные. Надо проучить ее…

Мозес замолчал и подошел к окну. Его внимание привлекло что-то во дворе, и он резко крикнул:

– Веллингтон! Рейли! Оба сюда!

Несколько секунд спустя мальчики застенчиво вошли в комнату и остановились, виновато понурив головы.

– Рейли, что с вами случилось? – сердито спросил Хендрик.

Близнецы сменили шкуры и набедренные повязки на обычную одежду, но из ссадины на лбу Рейли сквозь грязную повязку проступала кровь. На рубашке багровели пятна, один глаз заплыл.

– Бабу! – начал оправдываться Веллингтон. – Мы не виноваты. На нас напали зулусы.

Рейли презрительно посмотрел на него и возразил:

– Мы договорились подраться с ними. Сначала все шло хорошо, пока кое-кто не предал остальных и не сбежал. – Он поднес руку к раненой голове. – Даже среди коса есть трусы, – сказал он и снова поглядел на брата. Веллингтон молчал.

– В следующий раз деритесь более жестоко и будьте хитрее, – отпустил их Хендрик Табака, а когда они выбежали из комнаты, повернулся к Мозесу. – Видишь, брат. Даже в детях нельзя ничего изменить.

– В детях наша надежда, – сказал Мозес. – Их, как обезьян, можно выучить чему угодно. Трудно переделать стариков.

Тара Кортни остановила свой старый потрепанный «паккард» на обочине горной дороги и несколько секунд стояла, глядя на раскинувшийся под ней Кейптаун. Юго-восточный ветер взбивал в белую пену воды Столового залива.

Она оставила машину и медленно пошла по краю, делая вид, что любуется дикими цветами, раскрасившими горный склон над ней. На верху подъема к небу вздымался серый бастион горы, и Тара остановилась, задрала голову и посмотрела наверх. Над вершиной плыли облака, создавая иллюзию, что гора падает.

Она снова украдкой взглянула на дорогу, по которой приехала. По-прежнему пусто. За ней не следили. Должно быть, полиция наконец потеряла к ней интерес. Уже несколько недель она не чувствует слежки.

Ее поведение вдруг изменилось, и она целеустремленно вернулась к «паккарду», достала из багажника небольшую корзину для пикников и быстро пошла обратно к бетонному зданию, в котором располагалась нижняя станция канатной дороги. Тара взбежала по ступеням, заплатила за билет в оба конца, и в это время служитель открыл двери залы ожидания и небольшая группа пассажиров прошла в гондолу и заняла в ней места.

Красная гондола рывком тронулась с места и начала быстро подниматься, вися на серебристой нити троса. Пассажиры восторженно ахали, глядя на открывающуюся панораму океана, скал и города внизу, а Тара тайком разглядывала их. Через несколько минут она убедилась, что среди них нет сотрудников тайной полиции в штатском, успокоилась и обратила внимание на великолепный вид. Гондола поднималась вдоль горного склона круто, почти вертикально. Эрозия выточила в камне почти правильные кубы, которые казались строительными глыбами замка великанов. Миновали группу скалолазов, поднимающихся в одной связке прямо по скале. Тара представила себя среди них, а пропасть – прямо под ногами, и головокружение заставило ее покачнуться. Ей пришлось крепче взяться за поручень, чтобы прийти в себя, и когда гондола остановилась на верхней станции на краю тысячефутового утеса, Тара вышла из нее с облегчением.

В маленькой чайной, построенной так, чтобы напоминать альпийские шале, за столиком ее ждала Молли; увидев подругу, она вскочила.

Тара подбежала к ней и обняла.

– О Молли, дорогая Молли, как я по тебе соскучилась!

Через несколько секунд они разомкнули объятия, немного смущенные своим проявлением чувств и улыбками других посетителей чайной.

– Не хочу сидеть на месте, – сказала Тара. – Меня чуть не разрывает от возбуждения. Пошли погуляем. Я прихватила сэндвичи и термос.

Они вышли из чайной и пошли по тропе, огибающей вершину. Среди недели на горе было мало гуляющих, и, пройдя всего сто ярдов, они оказались одни.

– Расскажи мне о моих старых подругах по «Черному шарфу», – велела Тара. – Я хочу знать обо всем, что вы делали. Как Дерек и дети? Кто сейчас работает в моей клинике? Давно ты там была? Ах, как мне всех вас не хватает!

– Спокойней, – рассмеялась Молли. – По одному вопросу за раз…

И она стала пересказывать Таре новости. На это ушло немало времени; болтая, они отыскали место для пикника и сели, свесив ноги с утеса, пили горячий кофе и крошками хлеба кормили пушистых маленьких даманов – горных кроликов, живущих в трещинах и расселинах.

Наконец запас новостей и сплетен истощился. Женщины сидели в довольном молчании. Нарушила его Тара.

– Молли, у меня опять будет ребенок.

– Ага! – засмеялась Молли. – Так вот чем ты была занята.

Она посмотрела на живот Тары.

– Ничего не заметно. Ты уверена?

– О, Молли, ради Бога. Я давно не плаксивая девственница. Поверь мне; я родила уже четверых. Конечно, уверена.

– Когда рожаем?

– В январе следующего года.

– Шаса будет доволен. Он любит детей. В сущности, если не считать денег, дети – единственное, к чему он проявляет чувства. Ты сказала ему?

Тара отрицательно покачала головой.

– Нет. Пока я сказала только тебе. Пришла к тебе первой.

– Я польщена. Желаю вам обоим счастья.

Она замолчала, заметив выражение лица Тары, и присмотрелась к ней внимательнее.

– Боюсь, для Шасы в этом будет мало радости, – негромко сказала Тара. – Это не его ребенок.

– Боже, Тара! Вот уж от тебя… – Молли замолчала и немного подумала. – Тара, дорогая, я собираюсь задать глупый вопрос. Но откуда ты знаешь, что это не Шаса постарался?