Уилбур Смит - Ярость

Это был вход в нору муравьеда. Поглощенный выслеживанием добычи, Гарри наступил на собственный шнурок и упал в нору головой вперед. Стекла его очков были в земле, он расцарапал щеку и порвал куртку. Но эти повреждения были ничтожны в сравнении с ущербом, причиненным гордости мальчика. В следующие три дня Гарри трижды пытался подобраться к добыче. Но всякий раз добыча обнаруживала его задолго до того, как он подходил на расстояние выстрела. Каждый раз как Гарри смотрел вслед убегающей добыче, его отчаяние становилось глубже, а насмешки Шона язвительнее.

– В следующий раз пойдем вместе, – утешил его Шаса и назавтра негромко учил Гарри, пока они подкрадывались, нес его ружье, указывал на препятствия, о которые Гарри мог споткнуться, а последние десять ярдов вел сына за руку, пока они не оказались на удачной позиции для выстрела. Тут он протянул сыну ружье.

– В шею, – прошептал он. – Тут промахнуться невозможно.

Голова этого самца была бы лучшим трофеем из всех, какие они видели; он стоял в двадцати пяти ярдах. Гарри поднял ружье, всмотрелся сквозь очки, затуманившиеся от испарины волнения, и его руки затряслись.

Глядя, как перекосилось от напряжения лицо Гарри, видя, какие круги описывает ствол его ружья, Шаса распознал классические симптомы «бычьей лихорадки» [37] Термин имеет два значения, и в тексте используются оба: 1) нервное возбуждение, охватывающее неопытного охотника при виде добычи; 2) сердечный приступ, который может случиться у охотника от возбуждения или от напряжения, когда приходится тащить из леса тяжелую добычу. и протянул руку, чтобы помешать Гарри выстрелить. Но опоздал. Услышав резкий щелчок выстрела, самец подпрыгнул и удивленно огляделся. Ни Шаса, ни животное, ни тем более Гарри не знали, куда улетела пуля.

– Гарри!

Шаса хотел помешать сыну, но Гарри снова выстрелил, опять наобум. От земли на полпути между ними и самцом поднялось облако пыли.

Гибким летучим прыжком импала взвилась в воздух – только мелькнула серебристая шкура да блеснули рога, – и умчалась на длинных, изящных ногах, подпрыгивая так легко, будто вовсе не касалась земли.

К джипу возвращались молча; Гарри плелся в нескольких шагах за отцом. Старшие братья встретили его веселым смехом.

– В следующий раз брось в него очками, Гарри!

– Думаю, тебе нужно еще немного попрактиковаться, прежде чем попробовать снова, – тактично сказал Шаса. – Но не беспокойся. Бычья лихорадка может напасть на всякого, даже на старейших и самых опытных охотников.

Они сменили лагерь, глубже уйдя в небольшой открытый ими рай. Теперь ежедневно попадался слоновий помет – высокие, по колено, кучи желтых комков величиной с теннисный мяч, состоявших из непереваренной коры, ветвей, косточек диких плодов. В них в поисках лакомых кусочков радостно рылись бабуины и краснощекие франколины.

Шаса показал мальчикам, как совать палец в груду навоза, чтобы определить его температуру и свежесть, и как читать огромные круглые следы на земле, как по ним отличать самца от самки, передние и задние ноги, как установить направление движения и оценить возраст животного. «След старика – плоский, как от старой автомобильной шины».

Наконец они нашли след огромного старого слона – гладкие отпечатки ног были размером с крышку мусорного бака, – оставили джип и два дня пешком шли по следу, спали, не сходя со следа, и ели то, что захватили с собой сухим пайком. К концу второго дня они догнали слона. Он почти сливался с кустарником, по которому они ползли на четвереньках, и когда они разглядели в переплетении ветвей колоссальное серое тело, до него почти можно было дотронуться. Высотой в плечах одиннадцать футов, слон был серый, как грозовая туча, и в животе у него урчало, будто там прокатывался дальний гром. Шаса по одному подвел мальчиков поближе, чтобы они взглянули получше, а потом они отступили в кусты и позволили одинокому изгнаннику продолжить свое вечное странствие.

– Почему ты не выстрелил в него, папа? – заикаясь, спросил Гарри. – Мы так долго его преследовали.

– Разве ты не заметил? Конец одного бивня обломан, а второй бивень, несмотря на размер слона, совсем маленький.

Много миль назад к джипу они шли, хромая, их ноги покрылись волдырями, и чтобы мальчики немного отдохнули после непосильного для них пути, потребовалось провести два дня в лагере.

По ночам они часто просыпались и, лежа на узких койках, слушали пронзительный лай гиен, рывшихся в кучах мусора у кухонного навеса. Гиенам вторил визгливый лай маленьких, похожих на собак шакалов. Мальчики научились различать эти и другие ночные звуки – ночных птиц вроде козодоя или авдотки, крики мелких млекопитающих: ночных обезьян, генетт, виверр, гудение насекомых, писки, хрип и кваканье земноводных в камышах возле источника.

Купались не часто: в вопросах личной гигиены Шаса был не так пунктуален и строг, как Тара. И в тысячу раз менее строг, чем бабушка: повар-гереро готовил им блюда, щедро сдобренные сахаром и сгущенкой. Школа осталась далеко, и мальчики были счастливы, потому что отец с его удивительными рассказами и уроками оказался полностью в их распоряжении, все его внимание было отдано только им.

– Пока мы ни разу не видели следов льва, – заметил Шаса как-то за завтраком. – Странно. Тут много буйволов, а большие кошки держатся вблизи стад.

Упоминание о львах вызвало у мальчиков восхитительный озноб: слова Шасы словно сотворили зверя.

В этот день джип, подпрыгивая и петляя в высокой траве, удалялся от поваленных деревьев и нор муравьедов. Они вдруг выехали на берег пересохшего длинного влея – одного из тех углублений в африканском буше, которые в дождливое время становятся мелкими озерами, а в другое остаются предательскими трясинами, куда легко может уйти машина, или в засуху превращаются в гладкую безлесную поверхность, напоминающую поле для игры в поло. Шаса остановил джип у границы деревьев и осмотрел дальний край влея, медленно ведя бинокль, чтобы разглядеть дичь среди высоких деревьев мопани на противоположном берегу.

– Только пара лис с ушами, как у летучих мышей, – заметил он, передавая бинокль мальчикам. Они смеялись проказам этих небольших животных, которые охотились на кузнечиков в густой траве посреди влея.

– Эй, папа! – произнес Шон другим тоном. – На вершине того дерева – большой старый бабуин.

И он вернул бинокль отцу.

– Нет, – сказал Шаса, не опуская бинокль. – Это не бабуин. Это человек!

Он заговорил с двумя следопытами в джипе на общем диалекте; последовало жаркое, хотя и недолгое обсуждение. У всех оказались разные мнения.

– Хорошо, пойдем посмотрим.

Шаса повел джип по открытому влею, и уже на его середине сомнения рассеялись. На верхних ветвях высокого мопани сидел ребенок, маленькая черная девочка, одетая только в набедренную повязку из дешевого синего хлопка.