Уилбур Смит - Ярость

– Убивайте! – крикнул кто-то. – Bulala!

Этот крик подхватили. Черные руки схватили капитана за лацканы; он вытащил наконец пистолет из кобуры и попытался поднять его, но вокруг слишком тесно стояли люди. И капитан выстрелил от бедра вслепую.

Выстрел прозвучал громко, кто-то закричал от потрясения и боли; толпа попятилась от капитана, оставив чернокожего молодого человека в поношенной армейской шинели; этот человек, опустившись на колени, стонал, держась за живот.

Капитан, бледный, тяжело дыша, поднял пистолет и выстрелил в воздух.

– Ко мне! – крикнул он хриплым, полным ужаса, напряженным голосом.

Еще один его подчиненный стоял на коленях, окруженный толпой, но сумел достать пистолет и наобум разрядил всю обойму в окружающих.

Все побежали, у выхода началась давка, люди пытались спастись от пуль; теперь стреляли уже все полицейские, взбудораженные и испуганные, пули впивались в толпу с глухим, сочным звуком, словно какая-то хозяйка выбивала ковер. В воздухе пахло пороховым дымом, пылью и кровью, потом, немытым телом и ужасом.

Люди кричали и толкались, пытаясь снова выбраться на улицу, вдавливали упавших на платформу товарищей в лужи крови, а раненые ползли за ними, волоча пробитые пулями ноги.

Полицейские – в синяках, в рваных мундирах, – бежали на помощь друг другу, образуя небольшую группу. Взяв с собой машиниста и кочегара, спотыкаясь, поддерживая друг друга, не выпуская из рук револьверы, переступая через тела и лужи крови, они пересекли платформу, вышли на лестницу и направились к своим фургонам.

Толпа собралась на другой стороне улицы. Люди кричали и грозили кулаками; полицейские забрались в машины и умчались прочь; толпа высыпала на середину улицы, и в удаляющиеся полицейские фургоны полетели камни.

Тара все это видела из своего «паккарда»; они сидела, парализованная ужасом, слушая звериный вой толпы и стоны и крики раненых.

Мозес Гама подбежал к ней и крикнул в открытое окно:

– Беги приведи сестру Нунциату! Скажи, нам нужна помощь.

Тара тупо кивнула и включила двигатель. Она видела на противоположной стороне улицы Китти и Хэнка: они продолжали снимать. Хэнк склонился к раненому, снимая перекошенное лицо и лужу крови, в которой тот лежал.

Тара тронулась с места, толпа попыталась ее остановить. Черные лица, набрякшие от гнева, кричали ей что-то за окнами «паккарда», люди били кулаками по крыше, но Тара жала на клаксон и ехала дальше.

– Я должна привезти врача, – кричала она. – Пропустите!

Она выбралась из толпы и, оглянувшись, увидела, что люди в досаде и ярости забрасывают станцию камнями, вынимают булыжники из мостовой и бросают в окна. За одним окном она увидела белое лицо и испугалась за судьбу начальника станции и его штата. Они заперлись в кассах.

Толпа вокруг станции становилась все гуще; отъезжая от здания, Тара встречала потоки чернокожих мужчин и женщин, бегущих туда. Женщины дико вопили, и этот крик приводил мужчин в безумие. Кое-кто выбегал на дорогу и пытался остановить Тару, но она продолжала жать на клаксон и объезжала препятствия. Посмотрев в зеркало заднего обзора, она увидела, как один из чернокожих поднимает камень и бросает в машину. Камень ударил в металлический капот и отскочил.

В больнице миссии услышали стрельбу и рев толпы. Сестра Нунциата, белый врач и его помощники с тревогой ждали на веранде, и Тара закричала:

– Быстрей идите на вокзал, сестра! Полиция стреляла, и раненые… я думаю, некоторые уже мертвы.

Должно быть, вызова ждали, потому что все прихватили с собой на веранду медицинские сумки. Пока Тара тормозила и разворачивалась, сестра Нунциата и врач с черными медсаквояжами сбежали по ступенькам. Они забрались в кабину маленького «форда»-пикапа миссии и повернули к воротам, проехав перед «паккардом» Тары. Тара последовала за ними, но когда она выехала из ворот, синий пикап был уже в ста ярдах впереди. Он свернул на дорогу к станции, и даже сквозь шум мотора Тара услышала рев толпы.

Когда она повернула за угол, «форд» стоял в пятидесяти шагах перед ней, окруженный толпой. Улица от от края до края была заполнена орущими черными мужчинами и женщинами. Тара не разбирала слов: ярость этих людей была невнятна и бессмысленна. Все их внимание было устремлено на «форд», «паккард» Тары они не замечали.

Те, что были ближе к «форду», колотили по его металлическому кузову и раскачивали машину. Боковая дверца открылась, сестра Нунциата встала на подножку. Чуть возвышаясь над головами воющей толпы, она пыталась говорить с людьми. Протягивая руки, она умоляла пропустить их, чтобы они могли помочь раненым.

Неожиданно пролетел камень. Он пролетел над толпой по дуге и попал монашке в голову. Сестра Нунциата покачнулась, и ее белый плат окрасился алым. Она ошеломленно поднесла руку к щеке, и рука покрылась кровью.

Вид крови поверг толпу в еще большее безумие. Множество черных рук протянулось к сестре Нунциате, ее вытащили из машины. Какое-то время люди дрались из-за нее, тащили ее, сцепившись друг с другом, как свора собак над лисой. Потом Тара увидела блеск ножа; сидя в «паккарде», она закричала и прикусила пальцы, чтобы заставить себя молчать.

Нож держала старуха- sangoma – знахарка-колдунья, на шее у нее висело ожерелье из костей, перьев и черепов мелких животных – знак ее занятия. У ножа, зажатого в ее правой руке, была ручка из носорожьего рога и лезвие ручной ковки, изогнутое, длиной девять дюймов. Четверо мужчин бросили сестру навзничь на капот машины, старуха прыгала за ними. Мужчины прижимали сестру Нунциату к железу, толпа вокруг дико запела, и sangoma склонилась к монашке.

Одним ударом кривого лезвия она разрезала серую рясу монашки и вспорола ей живот от промежности до грудной клетки. Сестра Нунциата задергалась в руках мужчин, а старуха сунула руку в рану. Тара, не веря своим глазам, смотрела, как она извлекла что-то влажное, блестящее, пурпурное – мягкий бесформенный комок. Это было проделано так быстро и искусно, что Тара не сразу осознала: старуха держит в окровавленных руках печень сестры Нунциаты.

Ударом кривого ножа sangoma отрезала кусок от еще трепещущей плоти и повернулась лицом к толпе. Удерживая равновесие на покатом капоте «форда», она закричала:

– Я ем нашего белого врага и тем забираю его силу!

Старуха сунула пурпурный комок в беззубый рот и начала жевать. Толпа страшно заревела. Старуха отрезала новый кусок печени и, продолжая жевать, бросила его в толпу.

– Ешьте вашего врага! – кричала она, а люди дрались за кровавые куски, как псы. – Будьте сильны! Ешьте плоть ненавистных врагов!

Она продолжала бросать куски. Тара закрыла глаза и содрогнулась. Едкая рвота подкатила к горлу, и она с трудом сглотнула.