Саймон Скэрроу - Гладиатор по крови

Точно истолковав его реакцию, Аякс удовлетворенно кивнул.

— Так что до завтра, трибун.

Поднявшись в седло, он пришпорил коня, вернулся к своим людям, и все они галопом понеслись вниз по склону. Оставаясь на месте, Катон провожал взглядом небольшой отряд, обогнувший край залива и проехавший сквозь лагерь рабов к небольшому холму на уходящем в море полуострове. Лишь после этого он повернулся и не спеша отправился к воротам римского лагеря.

— Атаковать мятежных рабов нам придется сегодня ночью, — решил Катон, передав офицерам требования Аякса.

Собравшиеся в его шатре центурионы беспокойно зашевелились. Снаружи жаркое солнце прожаривало лагерь римлян. Утренний ветерок давно улегся, так что в шатре было душно. Катон созвал своих старших офицеров сразу, как только наварх Деций Бальб прибыл в лагерь, совершив утомительную поездку верхом с берега бухты, в которой поместилась его эскадра. Катон решил атаковать мятежников сразу же, как только вернулся к себе после встречи с Аяксом.

Центурион Каска, префект кавалерийской когорты, отреагировал первым.

— Господин, ты ведь сказал, что враг подожжет корабли при первых признаках нападения.

Катон кивнул:

— Так сказал Аякс, и в этом я верю ему.

— Зачем же нам тогда атаковать? Рабы сожгут флот, и римский народ будет голодать. Безусловно, главной нашей целью должно явиться спасение кораблей… Их нужно отослать в Рим сразу же, как это сделается возможным.

— Даже если это потребует согласия с условиями вождя бунтовщиков?

Бальб задумчиво поскреб подбородок и заговорил не сразу:

— Если ты нападешь на войско рабов и их предводитель уничтожит флот, тогда нас ждет политическая катастрофа. Если ты согласишься на его требования, Рим избежит голода. Тебя, конечно, осудят за потворство воле этого мятежника и его войска. И насколько я могу судить, сенат и император не проявят к тебе никакого снисхождения… — сделав паузу, он посмотрел на Катона. — Похоже, что приходится делать выбор между многими жизнями в Риме и твоим позором, ссылкой или казнью, господин.

Катон чуть улыбнулся:

— Ты прав, но выбор принадлежит мне. Однако считаться, на мой взгляд, следует и с кое-чем другим. С тем, что если мы примем условия Аякса, а он, тем не менее, уничтожит корабли хлебного флота…

— Такое возможно? — спросил Фульвий. — Зачем ему это?

— Все очень просто, — ответил Катон. — Он ненавидит Рим всеми фибрами своего существа. И меня ненавидит едва ли меньше.

— Тебя? Почему, господин?

— Это длинная повесть, но главное в том, что Аякс считает меня и префекта Макрона ответственными за распятие отца и свое обращение в рабство. Он думает сразу о мести и об обретении свободы.

— Прости меня, господин, но ты уверен в этом? — продолжил Фульвий озабоченным голосом. — Не может ли случиться так, что ты преувеличиваешь собственное влияние на поступки этого человека?

— Я уже тщательно все продумал… до малейших подробностей припомнил жесты и слова, сказанные им во время нашего утреннего разговора. И не сомневаюсь в том, что он намеревается причинить Риму и мне как можно больше ущерба. Аякс живет местью. Когда он разговаривал со мной, каждое слово его было рассчитано на то, чтобы увеличить мой страх за друзей. Он хочет как можно дольше помучить меня, прежде чем нанести свой последний сокрушительный удар. Это было видно по его глазам. — Катон поежился, вспоминая безумную ненависть, сверкавшую во взгляде гладиатора. — Я в этом не сомневаюсь. Он сожжет корабли в тот самый момент, когда ощутит, что вместе со своими сторонниками очутился в недосягаемости. Если я прав, то мы ничем не рискуем, решаясь на нападение. Эти корабли в любом случае обречены. И потому мы обязаны предпринять попытку их немедленного спасения. Я надеюсь на то, что, предприняв ночную атаку, мы сумеем застать врага врасплох.

Катон сделал паузу, предоставляя возможность собравшимся оценить его слова.

Бальб по-прежнему не испытывал уверенности.

— Если наше нападение не окажется внезапным и они подожгут корабли, тогда императора невозможно будет убедить в том, что мятежники все равно хотели это сделать. Клавдий потребует головы ответственных за гибель хлебного флота, господин.

Наварху возразил Фульвий:

— Вот поэтому-то нам и надлежит добиться успеха, так ведь? Ты со своим флотом сделаешь свое дело, а мы свое.

Ощутив невольную симпатию к подчиненному, Катон ответил:

— Бальб, если это нужно для твоего душевного спокойствия, я приму на себя полную ответственность за приказ. Готов дать такую гарантию любому офицеру, которому она нужна.

Наварх кивнул и проговорил:

— Благодарю тебя за это, господин. Я охотно приму такую гарантию — на тот случай, если наша атака потерпит неудачу и корабли сгорят.

Катон устало вздохнул:

— Что ж, нет никакой нужды в том, чтобы за неудачу расплачивалось больше народу, чем это необходимо, так?

— И в самом деле, господин, — непринужденно согласился Бальб, после чего склонил голову набок с вопросительным выражением на лице. — Остался последний вопрос.

— Ну?

— Зачем атаковать именно сегодня ночью? Мне кажется, что это несколько поспешно.

Катон замер и посмотрел на наварха. Именно этого момента в обсуждении он опасался. Вопрос был вполне справедливым, и хотя подготовленный им ответ был хорошо обоснован с тактической точки зрения, он прекрасно понимал, что на принятие этого решения первейшее влияние оказали его собственные чувства. Раз этим людям предстояло рисковать своими жизнями, справедливость требовала, чтобы Катон доверился им и рассказал полную правду. Прочистив горло, он обратился к собравшимся голосом, в котором не звучало и тени эмоций:

— Почти все вы знаете, что некоторое время назад мятежники захватили в плен префекта Макрона и дочь правителя. Аякс дал мне понять, что они еще живы и находятся в его лагере.

— Тогда тем больше у нас причин не спешить с атакой, их непременно убьют в самый первый момент, — возразил Бальб. — В таком случае лучше не спешить с действиями. Хотя бы до тех пор, пока ты не попытаешься выторговать их освобождение.

Катон покачал головой:

— Ждать мы не можем. Аякс обещал мне завтра на заре казнить одного из них. Он сказал, что именно я должен выбрать, кого именно. Если я откажусь сделать выбор, смерть ждет их обоих. Вот почему атаковать приходится сегодня ночью.

— Вот дерьмо, — пробормотал Фульвий, с ужасом посмотревший на Катона, осознавая все последствия. — Сочувствую тебе, господин.

Катон потер челюсть.