Мишель Зевако - Принцесса из рода Борджиа

Когда Фауста оказалась уже почти в другом конце комнаты, она вдруг заговорила. Ее голос зазвучал будто издалека, как если бы доносился с небес или из-под земли… Фауста произнесла:

— Пардальян, ты скоро умрешь… Не потому, что ты хотел разрушить мои замыслы, не потому, что восстал против моей власти, не потому, что отнял Виолетту, не потому, что сразился со мной и победил меня… Пардальян, ты умрешь потому, что я люблю тебя!..

На мгновение она остановилась. Шевалье, все такой же неподвижный и непреклонный, не сходя с места, по-прежнему опираясь на шпагу, смотрел на нее, и ему мнилось, что он видит тень, исчезающую под музыку рыдания.

Он слышал этот голос, невыразимо нежный, слушал речитатив любви и боли, волшебную и чарующую песнь души, которая хочет преодолеть самое себя и смиряется со своим поражением. Голос этот был прекраснее человеческого, потому что Фауста, сейчас действительно стояла выше всего человеческого. Она продолжала:

— Ты любим той, которая никогда не любила; это сердце выточено из алмаза и никогда не отражало ничего, кроме огня внеземного разума, теперь же оно отразило твой образ… Девственница, воплощение гордости и чистоты, унизилась перед тобой… Я не имею права любить. Поэтому человек, которого я люблю, должен умереть. Пардальян, я проливаю слезы, но я тебя убиваю. Тот, кто любит умершую, тот, кто постиг величие и гармонию верности, тот поймет смысл поцелуя, который девственница запечатлела на твоих губах. Узнав тебя, я не находила уединения даже в мыслях… Ты вошел в мою душу, несмотря на мое отчаянное сопротивление. А в эту душу не смел проникнуть никто. Именно поэтому ты умрешь, как умерла та, которую любишь ты. Прощай, Пардальян, ты получил поцелуй Фаусты, поцелуй любви и смерти.

С этими словами Фауста удалилась, растаяла, словно изменчивая и колеблющаяся тень. Внезапно Пардальян перестал что-либо видеть. Он был один; какая-то погребальная тишина воцарилась в комнате. Странные ощущения обуревали его, ибо он понял эти слова, слова, исполненные восторженного мистицизма, граничащего с безумием, которые обычный человек принял бы за проявление помешательства…

Но Пардальян не был человеком, склонным долго витать в облаках, и он незамедлительно вернулся на землю. Его лишь пробирала дрожь — последнее, что осталось от тех поразительных впечатлений, которые он только что испытал. Удостоверившись, что он по-прежнему сжимает в руке свою славную шпагу, шевалье улыбнулся.

— Умереть! — прошептал он. — Легко сказать! Госпожа Фауста — прекрасное создание, и досадно, что столь прелестное тело служит вместилищем зла… Она уверяет меня в том, что я скоро буду убит. Почему? Потому, что она меня поцеловала. Клянусь головой и утробой, этот предлог кажется мне недостаточным. К тому же, помнится, меня и прежде пытались убить — то одного, то в компании с отцом, но я всегда ухитрялся спасти свою шкуру… Так будет и на сей раз, клянусь рогами дьявола!

Однако, поскольку в пустынной комнате продолжала царить тишина, Пардальян начал спрашивать себя, какую же смерть уготовила ему странная колдунья.

Пробуя пол ногой при каждом шаге, все время начеку, со шпагой в руке, он направился к двери, через которую вошел сюда, то есть к той, что вела в «Железный пресс». Он попытался ее открыть, но не заметил ни замка, ни задвижки; дверь, открывавшаяся с помощью механизма, должна была и закрываться так же.

В этот момент Пардальян вспомнил фантастический рассказ Руссотты и поднял глаза к потолку, чтобы посмотреть, не свисает ли с него какая-нибудь прочная веревка со скользящей петлей. Но он не увидел ничего, что могло бы намекнуть на возможность казни через повешение. «Однако нужно же мне выбраться отсюда!»

И Пардальян решительно направился вглубь комнаты, к тому гобелену, за которым исчезла Фауста. Он приподнял ткань и увидел, что перед ним находится пустынный коридор. Куда вел этот коридор? Пардальян не имел об этом ни малейшего представления. Но окружавшая его тишина и полное одиночество вызвали у шевалье нервный озноб — верный спутник страха.

— Черт побери! — прошептал он, продвигаясь вперед. — Никто не сможет сказать, будто бы я покорно ждал от этой проклятой колдуньи повеления удалиться. Так вперед же, и к дьяволу тайны.

Он ускорил шаг и вскоре добрался до какой-то обширной залы. Едва он вошел туда, как дверь за ним захлопнулась. В то же мгновение в другом конце помещения открылась другая дверь…

— Кажется, я должен идти туда, — сказал Пардальян. — Что ж, пойдем!

И он продолжал идти вперед со шпагой в руке. Он шел в полной тишине. Кругом не было видно ни души. По мере того, как он проходил через очередную дверь, она за ним закрывалась. Таким образом он пересек много комнат, обставленных с роскошью, какую он даже не мог себе вообразить. Легко понять, однако, почему ему вовсе не хотелось на ходу любоваться картинами, статуями, огромными вазами, наполненными редкими цветами, драгоценной мебелью, драпировками, каждая из которых представляла собой целое состояние. Подобное путешествие через дворец, забитый гвардейцами и одновременно, казалось, совершенно пустой, могло бы вызвать помутнение рассудка менее крепкого, чем у Пардальяна.

Постепенно он начал ощущать проникающий в душу страх. Таилась ли здесь смертельная опасность? И в чем она заключалась? В этих закрывающихся за его спиной дверях была какая-то мрачная угроза, как будто ему говорили: «Ты больше никогда не пройдешь здесь снова!..»

Однако он не останавливался. Все казалось ему более предпочтительным, чем эта дрожь, охватывавшая его всякий раз, как он собирался передохнуть. Перед ним открывались двери, управляемые невидимыми руками, которые как бы указывали ему путь.

— Мне надо дойти хоть куда-нибудь! — сердито ворчал шевалье, напоминавший себе сказочного принца, со шпагой в руке обходившего некий заколдованный замок.

Несмотря на силу духа, он все же испытывал легкое головокружение в предчувствии неизвестной опасности. Он прошел еще один зал, огромный и пышный, с колоннами из яшмы… тронный зал; потом были две-три комнаты, которые Пардальян преодолел почти бегом, задыхаясь, взлохмаченный, с тревогой в сердце, крича во весь голос:

— Итак, все в этом гнезде убийц боятся моей шпаги!..

Пардальян кривил душой: это он сам боялся… боялся тишины, одиночества, неизвестности. Однако он приободрился, неожиданно попав в комнату с голыми стенами, мрачную, похожую на разбойничий притон или тюрьму… Но в этой комнате были люди, люди из плоти и крови, как и он!.. Шевалье глубоко вздохнул и рассмеялся, половчее перехватывая шпагу.

— Клянусь потрохами дьявола, я чуть было не испугался, — сказал он.

Однако именно в это мгновение как раз и пришла пора испугаться: здесь было около тридцати человек вооруженных рапирами и кинжалами. Они стояли около стен по периметру комнаты. Когда Пардальян вошел, никто из них не шелохнулся. Одной минуты вполне хватило, чтобы оценить обстановку. Смерть была совсем рядом…