Мишель Зевако - Заговорщица

— Извините, извините, сударыня, — захлебывался от смеха Моревер, — никак не могу сдержаться… Шестнадцать лет я не смеялся… А теперь так счастлив! Наверное, вы решили, что я сошел с ума!.. Позвольте, сударыня, я все организую: сотня хорошо вооруженных молодцов — и шевалье наш! Герцог де Гиз ни о чем не догадывается. Его светлость мне полностью доверяет… глупец! А Пардальян обязательно явится вместе с этим молокососом, герцогом Ангулемским, и с ним мы тоже миндальничать не будем… Ах, сударыня, я только что убил человека, моего хорошего приятеля… боялся, что из-за него сорвется охота на Пардальяна… Да я бы десять, нет, сто человек прикончил, лишь бы стать свободным! Завтра в десять утра шевалье де Пардальян ждет меня в Виль-Эвек!

Фауста, откинувшись на спинку кресла, с любопытством смотрела на человека, наслаждавшегося собственной ненавистью. Отсмеявшись, Моревер продолжал уже спокойнее:

— Я встретил их на холме Монмартр… в Париже они показываться боятся. Они ищут цыганочку. А я как раз шел к монастырю… и вдруг откуда ни возьмись появляется Пардальян. И я понял, что моя смерть пришла за мной! Ах, сударыня, тот отвратительный страх, что шестнадцать лет давил на меня, подогнул мои колени, и я взмолился о прощении!.. И он простил, представьте, простил! Как взыграла моя ненависть: мне, Мореверу, пришлось принять прощение от шевалье де Пардальяна!

Он помиловал меня ради цыганочки Виолетты. Завтра в десять я должен сообщить ему, где прячет девушку герцог де Гиз.

— Завтра… завтра в десять в Виль-Эвек, — прошептала Фауста.

— Да… завтра мы схватим его. Нужно только подготовиться. Я прекрасно знаю окрестности городка и сам выберу место для засады.

Фауста жестом велела ему замолчать. Она размышляла… А Моревер сидел и злился.

«Что она тянет? Время дорого. К рассвету сети должны быть расставлены.»

Какое же решение искала Фауста? Захватить Пардальяна? Это просто, слишком просто. Как сказал Моревер, достаточно устроить засаду… Как бы ни был отважен, силен и хитер шевалье, из такой мышеловки ему не выбраться…

Но нет, не этого хотела Фауста… С того момента, как она встретилась с шевалье в Шартрском соборе, сердце ее терзали странные переживания. Любовь и ненависть в душе Фаусты уравновешивали друг друга… Пускай читатель простит нам такое сравнение: душа Фаусты напоминала весы — на одной чаше любовь, на другой ненависть. До того разговора в соборе обе чаши как бы застыли неподвижно. Но равновесие было нарушено. Тогда, в церкви, победила любовь, и Фауста смирила гордыню, позволила себе стать просто женщиной. Одно слово Пардальяна — и она бы покинула Францию. Но ненависть не отступала — и временами Фаусте мерещилось, что она собственными руками убивает шевалье.

Вот и сейчас она искала и не могла найти решение: то ей хотелось спасти Пардальяна, то разделаться с ним, то она мечтала о счастье с любимым, то воображала, как Пардальян попадет в лапы к Мореверу. Фауста с ужасом почувствовала, что теряет самообладание.

Моревер следил за выражением ее лица, пытаясь догадаться, о чем она думает. «Наверное, размышляет, как лучше устроить засаду!» — решил он.

Тут Фауста подняла взгляд — и Моревер содрогнулся. Словно молния блеснула в глазах ее: решение было принято! Пардальян умрет!.. Она уже рассчитала, как и где это произойдет… Фауста хотела разом покончить со всеми, кто мешал ей. Погибнет и Пардальян, и герцог Ангулемский, и Виолетта, и кардинал Фарнезе, и палач Клод! Все сразу!

Победив своих противников, Фауста спокойно займется осуществлением великих планов. Она станет королевой франции, женив на себе Гиза, который взойдет на престол после смерти Валуа. И она будет властительницей Италии, уничтожив Сикста V!

Фауста, оставаясь внешне совершенно спокойной, обратилась к Мореверу со следующими словами:

— Господин де Моревер, вы, кажется, имеете какое-то поручение от герцога де Гиза?

— Вы сами так решили, сударыня, — недоуменно ответил Моревер.

— Прекрасно. Приступайте же к выполнению этого поручения. Отправляйтесь в Блуа, осмотрите замок, выясните, какими силами располагает Крийон, узнайте, где разместился король и как его охраняют. Когда закончите, вернитесь и отчитайтесь о поездке перед своим господином.

Моревер потрясенно уставился на Фаусту, а она продолжала:

— Это займет дней восемь, самое большее — десять.

— Сударыня, — возразил Моревер, — мне кажется, вы не совсем поняли…

— А мне кажется, что ваша голова едва держится на плечах. Стоит мне сказать несколько слов герцогу — и вам конец… Будет лучше, если вы без возражений подчинитесь…

— Подчиняюсь, сударыня! Но учтите, я готов отдать собственную жизнь, лишь бы увидеть, как умрет шевалье де Пардальян!

— Потерпите! — улыбнулась Фауста. — Выполняйте мои приказы и очень скоро вы увидите, как умрет Пардальян.

— О, простите, сударыня! Я подумал, вы помиловали его…

— Как он помиловал вас? Нет, успокойтесь, господин де Моревер.

— А наша встреча в Виль-Эвек?

— Вы поедете.

— Один?

— Один. Потом направитесь в Блуа и проведете там дней восемь. Вы скажете Пардальяну, что через десять дней приведете к нему цыганочку. Пусть ждет вас у Монмартрских ворот.

— Во сколько?

— В полдень. Итак, через десять дней, за городской стеной, у Монмартрских ворот, ровно в полдень. Поклянитесь, что приведете им Виолетту… А теперь прощайте, господин де Моревер!

Фауста встала и исчезла, прежде чем Моревер смог произнести хоть слово. Появились Мирти и Леа и знаком велели гостю следовать за ними. Они проводили его до дверей, и вскоре Моревер уже шагал по улице.

Он вернулся домой, бесшумно проскользнул на конюшню, оседлал коня и вышел, ведя его в поводу. Добравшись до Новых ворот, он дождался утра и выехал из Парижа. В восемь утра Моревер уже несся во весь опор по тропе, что вилась через поля, охваченный какой-то безумной, дикой радостью… Он скакал не разбирая дороги, и лишь когда конь начал выдыхаться. Моревер пустил его помедленней и направил в сторону Виль-Эвек.

Вскоре на его пути неожиданно появились Пардальян и герцог Ангулемский, вынырнувшие из-за кустов, Моревер понял, как трудно было бы завлечь шевалье в засаду. Он возблагодарил Бога и Фаусту за то, что та предложила новый план.

В какой-то момент Мореверу показалось, что Пардальян раскаивается в своем великодушии. Но он сумел сохранить спокойствие, соскочил с коня и произнес:

— Господа, я к вашим услугам!

Радость осветила лицо герцога Ангулемского; шевалье же де Пардальян хранил молчание и смотрел мрачно. Моревер решил заговорить первым.

— Господа, — начал он, — я явился на встречу, что доказывает — слово мое твердо. Если бы мне вздумалось сбежать, я легко мог бы это сделать…