Уилбур Смит - Неукротимый, как море

Пока, окруженный толпой журналистов, Ник поднимался по обсаженной пальмами аллее к элегантному зданию старинного отеля, который построили в те дни, когда под территорией гостиницы понималось также пять акров любовно ухоженных садов, в душе капитана шевельнулось некое воспоминание. Впрочем, он тут же подавил непрошеные мысли и с особым вниманием стал прислушиваться к перечню договоренностей и встреч, который зачитывал ему Ларри Фрай. Отношение этого менеджера к Нику претерпело радикальнейшие изменения: ведь когда Берг впервые прибыл сюда, чтобы принять командование «Колдуном», Фрай уделил ему едва ли десять минут, поручив заместителю довести все формальности до конца.

В ту пору Ник, можно сказать, нес на своем челе клеймо загнанного зверя, человека, катящегося вниз, который вызывал такое же желание с собой общаться, как и прокаженный. Ларри Фрай потратил на него минимальный набор жестов вежливости, да и то лишь из уважения к титулу капитана — зато сейчас… О! С ним обращались как с особой королевских кровей: лимузины в ассортименте и подобострастное внимание на каждом шагу.

— У «Южно-Африканских авиалиний» мы зафрахтовали «Боинг-707» для перевозки пассажиров «Золотого авантюриста» в Лондон, откуда они самостоятельно разлетятся коммерческими рейсами по домам.

— Что со стоянкой для прикола «Авантюриста»?

— Начальник порта прислал инспектора для проверки состояния корпуса на рейде, прежде чем судну разрешат зайти в бухту.

— Я спросил, как дела с оформлением стоянки! — резко бросил Ник. Спасательная операция считается оконченной только тогда, когда лайнер официально передан компании, которая займется его ремонтом.

— Инспектор уже на борту вертолета. Решение будет принято до заката солнца, — заверил его Ларри Фрай.

— Страховщики назначили ремонтного подрядчика?

— Сбор тендерных предложений давно объявлен.

Управляющий гостиницей лично приветствовал Николаса у входа.

— Рад видеть вас снова, мистер Берг. — Он пренебрежительно отмахнулся от подскочившего дежурного клерка. — С регистрацией успеется, пусть мистер Берг сначала переведет дух. — Затем с гордостью добавил: — Как и в прошлый раз, сэр, тот же номер.

Ник, наверное, и возразил бы что-нибудь, однако его уже подталкивали внутрь. Эх, если бы в этом люксе полностью отсутствовал вкус или характер, воспоминания не были бы столь мучительны… Увы, в отличие от бездушных пластиково-виниловых курятников, которые строят крупные сетевики, выдавая их за гостиницы, этот номер был обставлен антикварной мебелью, украшен живописными полотнами и вазами с цветами. Воспоминания были столь же свежи, как и цветы, стоящие в вазах, но куда менее приятны.

Не успели они войти, как раздался звонок телефона. Ларри тут же схватил трубку. Ник стоял посередине комнаты и озирался. Подумать только: два года миновало, а кажется, что не больше пары дней. Вот сколь кристально чисты были воспоминания…

— Начальник порта выдал разрешение на вход в бухту! — Ларри Фрай триумфально ухмыльнулся и показал Бергу вскинутый большой палец.

Ник кивнул; после нескольких выматывающих недель эта новость показалась пресной. Он прошел в спальню. Здесь обои были выполнены в спокойных, пастельных тонах, прекрасно гармонировавших со шторами.

Припомнилось, что, не вставая с кровати, которую более уместно назвать королевским ложем, можно было запросто увидеть лужайку. И еще Ник вспомнил, как Шантель сидела под этим балдахином, накинув на кремовые плечи тончайший шелковый пеньюар, и ела тоненькие полоски поджаренных хлебцев с мармеладом, деликатно облизывая изящные, длинные пальцы розовым заостренным язычком.

В тот раз Ник прибыл ради переговоров по транспортировке южноафриканского угля из залива Ричардса и железной руды из Салданьи в Японию. Он настоял на том, чтобы его сопровождала Шантель. Возможно, сам предчувствовал близкую потерю. Как бы то ни было, он пропустил мимо ушей все ее возражения.

— Но, дорогой, Африка — это ведь такое примитивное место… У них там всякие штуки, которые кусаются…

Словом, в конечном итоге она отправилась с ним. Старания Ника были вознаграждены четырьмя днями редкого счастья. Вернее сказать, четырьмя последними днями хоть какого-то счастья, ибо, сам того не ведая, он уже делил супружескую постель и собственно супругу с Дунканом Александером. За все тринадцать лет он ни разу не устал от этого шелковисто-кремового тела; напротив, он восторгался его неторопливым, чувственным созреванием до полной женственности, без малейших сомнений веруя в то, что владеет этим телом единолично.

Шантель была одним из тех редкостных созданий, которые со временем становились лишь прелестнее. Среди немногих радостей жизни Николас особо ценил те моменты, когда они входили в зал, полный прославленных на всех континентах красавиц, — и видел лишь бледные тени на фоне его жены…

Неожиданно, невесть по какой причине, он рядом с бывшей супругой вообразил Саманту Сильвер — атлетическая девичья осанка смотрелась бы подростковой неуклюжестью в сравнении с обольстительной грацией Шантель, манеры напомнили бы о каком-нибудь интернате средней руки — словом, теплый, милый зайчик подле изощренно-великолепной норки…

— Мистер Берг, Лондон на проводе, — позвал Ларри Фрай из соседней комнаты, прерывая бег мыслей, и Ник с облегчением взял трубку. «Вперед, только вперед», — напомнил он себе, но прежде чем начать разговор, вновь представил обеих женщин и задался вопросом, до какой степени бледненькой может показаться богатая золотая грива Саманты в сравнении с благородным блеском черных, как мех соболя, волос Шантель, а если, к примеру, задуматься о коже, то насколько девичий перламутр проиг…

— Берг! — рявкнул он в трубку.

— Доброе утро, мистер Берг. С вами хотел бы поговорить мистер Дункан Александер из «Флотилии Кристи». Разрешите соединить?

Секунд пять Ник стоял молча. Вот сколько времени ему потребовалось для переключения ментальной передачи на это имя, хотя Дункан Александер был всего лишь естественным продолжением хода его мыслей. В наступившей тишине он явственно слышал хлопанье дверьми и растущий шум и гам в соседней комнате. Похоже, журналисты добрались до шкафчика с виски.

— Мистер Берг? Алло?

— Да, — сказал он холодно и твердо. — Соединяйте.

— Николас, мой дорогой друг. — Голос был гладким, как атлас, вязким, как мед. Итон и Кембридж, произношение на сто тысяч фунтов, неподвластное имитации: не то чтобы хлыщеватое, но и не без щегольства; стальное жало в бархатных ножнах, инкрустированных золотой филигранной работой и драгоценными камнями, — и Николасу как-то довелось увидеть обнаженную сталь. — Ничем не удержать достойного человека.