Виктор Поротников - Кровавое Крещение «огнем и мечом»

«Но теперь-то ты убил бы меня без колебаний, кабы тебе подвернулся такой случай, дядя Владислав», — подумал Владимир, глядя на неживую голову с длинными русыми волосами и полуоткрытым ртом.

— Где Сфирн-собака? — спросил Владимир, повернувшись к Перегуду.

— Пал в сече, княже, — ответил Перегуд, сжимая соболью шапку в своей невредимой левой руке. — Не ушли живыми из сечи также оба сына Сфирна, муж Бориславы Каницар, его брат Шихберн…

Перегуд перечислил всех бывших дружинников Ярополка, ушедших в Тмутаракань и нашедших свою гибель у стен Киева.

— А эту чашу мои воины взяли в шатре хана Кури, — вставил Добровук, подойдя к столу с каким-то предметом в руках, завернутым в платок. — Эта чаша, княже, изготовлена из черепа твоего отца. Куря пил из нее вино.

Владимир вздрогнул и взглянул на Добровука, который стоял, опустив голову. Владимир протянул руку к завернутому в платок предмету, лежащему на столе, но так и не дотронулся до него, объятый непонятной робостью.

Отстранив племянника, к столу шагнул Добрыня, который с невозмутимым видом сдернул платок с ханской чаши.

Владимир увидел в руках у дяди человеческий череп, у которого была спилена верхняя часть и убрана нижняя челюсть. Череп был тщательно отшлифован и украшен золотом. Внутри черепа была вставлена золотая пиала как раз по его размеру, края которой были загнуты на уровне верхнего спила. Снизу к пиале была припаяна золотая ножка.

— Тут что-то написано, племяш, — пробормотал Добрыня, слегка поворачивая этот необычный кубок в руках. — Написано по-гречески. Прочти-ка!

Добрыня протянул чашу племяннику.

Владимир осторожно взял оправленный в золото череп кончиками пальцев, разглядывая пустые глазницы и ряд верхних зубов. Надпись была выбита на золотой пластине, образующей верхний обод чаши.

— «Чужое ища, свое потерял», — негромко прочитал Владимир, повернувшись к солнечному свету, льющемуся в узкое окно.

Перемены, произошедшие во Владимире после его возвращения из Болгарии, бросались в глаза всем в его окружении. Если раньше Владимир не благоволил к христианам, то теперь он всех крещеных бояр принял в свою дружину. Магометанских проповедников Владимир удалил из Киева, запретив местным торговцам-бохмитам строить мечеть на берегу Почайны. С греческими купцами Владимир, наоборот, был необычайно ласков, шел навстречу любым их просьбам. На пиру ли, за беседой ли с друзьями Владимир порой неожиданно замыкался в себе, разглядывая золотой перстень, подаренный ему императором Василием. В речи Владимира время от времени проскальзывали фразы, что истинным царским величием окружены только василевсы ромеев, самые большие и красивые города лежат во владениях ромеев и все богатства мира стекаются в столицу ромеев — Царьград.

Всю осень и зиму Владимир готовил войско к дальнему походу на волжских булгар. Оказывая почести Перегуду и Добровуку, Владимир тем не менее довольно болезненно воспринимал свалившуюся на них ратную славу. Получалось, что эти двое спасли Киев от вражеского нашествия, а князь Владимир лишь подтолкнул печенегов к набегу, уйдя с полками на Дунай. Были среди воевод и те, кто подталкивал Владимира к новому походу в Болгарию, восхитившись мягким климатом и богатством тамошних земель. Но Владимир не желал испытывать судьбу еще раз, он знал, что у погибшего под Киевом хана Кури осталось семеро сыновей, которые непременно станут мстить ему за смерть отца.

Перед самым выступлением Владимира на волжских булгар в Киев вновь прибыл грек Калокир, вручивший киевскому князю письмо от императора Василия. С волнением в сердце Владимир прочел это послание, узнав из него о неудачах, преследующих ромеев в войне с болгарами. Оказывается, взятый штурмом город Средец ромеи потеряли уже через три месяца под натиском болгар. Самуил разбил войско ромеев в трех сражениях подряд, им взяты пять ромейских крепостей. Невзирая на это, император Василий вынужден перебросить половину войск в Азию, где поднял мятеж ромейский полководец Варда Фока, провозгласивший себя василевсом. В связи с этим император Василий просил «своего брата» Владимира прислать к нему большой отряд войска. За эту помощь император Василий обещал исполнить любую просьбу киевского князя.

В конце письма была короткая приписка, сделанная рукой василиссы Феофано. Называя Владимира «благородным мужем» и «кесарем русов», Феофано присоединялась к просьбе своего старшего сына. При этом Феофано признавалась, что это она дала совет императору Василию просить подмоги у киевского князя. «Ведь кесарь ромеев и кесарь русов, объединив свои усилия, вполне могут владеть Востоком и Западом!» — писала Феофано.

От дерзких и честолюбивых мыслей у Владимира слегка закружилась голова. Его отец яростно сражался с византийцами вместо того, чтобы заключить с ними вечный союз. Воюя друг с другом, Русь и Византия ничего не выиграют, они лишь станут слабее на радость печенегам, болгарам, немцам и полякам. Но, соединив свои силы, ромеи и русичи смогут повелевать всем миром!

— Я готов послать войско в помощь императору Василию, но при условии, что мне будет отдана в жены Анна, сестра василевса, — сказал Владимир, глядя в глаза Калокиру.

— Василевс и Феофано не отдадут Анну в жены язычнику, — промолвил Калокир, смущенный и удивленный услышанным. — Князь, дабы получить их согласие, тебе надлежит принять веру Христову.

— Отправляйся в Царьград, друже, — проговорил Владимир тем же решительным тоном. — Передай императору Василию и Феофано, что ради Анны я согласен креститься сам и соглашусь крестить свой народ.

— Как воспримет такое твое решение твоя дружина, княже? — понизив голос, произнес Калокир. — Не поднимутся ли против тебя твои бояре?

— В моей дружине немало и христиан, они защитят меня, коль язычники злое замыслят, — ответил Владимир. — Думаю, что многие мои бояре, побывав в Болгарии, воочию убедились в великолепии и могуществе веры Христовой. У нас говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

То, что было слухами и смутными пересудами, сразу после похода Владимира на волжских булгар вдруг обрело полную ясность и определенность. Послы из Царьграда подтвердили согласие императора Василия отдать в жены Владимиру принцессу Анну при условии крещения киевского князя. На пиру по случаю победы над булгарами князь Владимир сам объявил своей дружине, что он намерен принять веру Христову.

«Дабы Русь стояла вровень с христианскими государствами Европы, а василевсы ромеев не взирали на русичей свысока» — так пояснил свой отказ от язычества Владимир.

Многие киевские бояре выступили против крещения Руси, заявляя, что тогда греческие священники проникнут во все уголки Русской земли, наложат церковную десятину на весь народ, а верховным властителем окажется не киевский князь, но патриарх царьградский. Простые же киевляне все поголовно отказывались принимать греческую веру, об этом шли разговоры на торжище и на речной пристани, из-за этого шумела толпа простонародья на Подоле.