Дадли Поуп - Рэймидж и барабанный бой

— Да, сэр, — сказал Эдвардс. — Фитиль. Пятнадцать минут — большое время.

— Да, но я не хочу рисковать, уменьшая его. Может лучше использовать огнепроводный шнур?

— Я как раз думал об этом, сэр. Безопаснее, чем фитиль. Я могу использовать два — на случай, если один погаснет или его зальет водой. Они горят как раз пятнадцать минут, так что их даже резать не надо.

— Не забудьте, что мы будем буксировать лодку на пяти узлах: брызг будет больше чем достаточно.

— Да-да, сэр. Сколько времени у меня есть, чтобы подготовиться?'

Рэймидж посмотрел на фрегат.

— Четверть часа. И мистер Саутвик: удостоверьтесь, что палуба хорошо смочена вокруг ялика. Нескольких посыпанных крупинок пороха…

Эдвардс спустился в темноту порохового погреба. Здесь ему лучше думалось. Здесь было тихо — совсем как в небольшой рубке в лодке его отца, когда ветер выл на палубе, — потому что свинцовая обивка погреба и толстые экраны не пропускали шум. Он сел на штабель картузов, чувствуя под рукой грубую ткань, и стал обдумывать пункт за пунктом.

Сначала порох. Использовать его в специальных бочонках или в картузах? Лучше взять картузы, потому что для бочонков понадобятся отдельные запалы, и они, вероятно, не взорвутся одновременно.

Сколько пороха? Ну, чтобы пробить стену, требуется от пятидесяти до ста фунтов, в зависимости от ее толщины, и порох надо уложить в яму и сверху засыпать землей — раз в десять больше, чем весит пороховой заряд. Каждый фланелевый картуз весит только полфунта — и он наконец решил взять сто. Это было только предположение, но так или иначе он не может взять больше для первой лодки, потому что если придется увеличить заряд для второй, он останется почти без готовых картузов, так как остальная часть пороха все еще в окованных медью бочонках.

Эдвардс встал и велел кладовщикам быстро выдать сто картузов, а мальчишкам-подносчикам — отнести их на палубу и сложить возле ялика, под кормовой шлюпбалкой. Потом послал человека предупредить штурмана, что доставка пороха началась, и сел снова. Как он собирается установить огнепроводные шнуры? Не может быть и речи, чтобы просто проткнуть дырку в картузе и вставить шнур — это лишь способ как можно быстрее взорвать «Кэтлин»! Нет, он должен использовать бочонки, протащив длинную трубку запального шнура сквозь горловину, а затем заложить каждый бочонок под картузы с порохом.

Он приказал двоим кладовщикам взять два небольших бочонка и заполнить их порохом; другому — получить у помощника плотника кусок вара и немного пакли для конопачения, а у помощника боцмана — два куска кожи и моток дратвы, и все это принести ему к главному люку. После этого Эдвардс пошел, чтобы обратиться к капитану.

Он приветствовал Рэймиджа и сказал извиняющимся тоном:

— Я знаю, что объявлен общий сбор, сэр, но мне надо кое-что разогреть.

Рэймидж знал этого человека достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в серьезности его просьбы, но в целях безопасности огонь на камбузе залили, как только раздался барабанный бой, возвещающий общий сбор. Единственная лампа, оставленная на судне, освещала пороховой погреб. Он вспомнил небольшую масляную лампу, оставшуюся от предыдущего капитана «Кэтлин».

— Масляная лампа для разогревания чая подойдет. Прикажите моему стюарду принести ее из каюты. Вы думаете о том, как обезопасить запалы?

Эдвардс кивнул и указал на бумагу и карандаш на нактоузе.

— Я могу просто показать вам, сэр?

Он набросал быстрый эскиз, и Рэймидж кивнул.

— Втисните их между картузами, чтобы они ни в коем случае не сдвинулись. И удостоверьтесь, что парусиновый полог на шлюпке хорошо смочен, чтобы не загорался.

Эдвардс кивнул:

— Я боюсь, что мы потеряем три минуты на запалах, сэр: нельзя чтобы, шнур выпал из бочонка. Трудно знать точно, когда огонь доберется до пороха. Я не могу гарантировать больше двенадцати — пятнадцати минут.

Рэймидж думал быстро. Шлюпка будет дрейфовать приблизительно в течение трех минут. Ну, первый взрыв — просто демонстрация, так что взорвется шлюпка в пятидесяти или в ста ярдах от фрегата большого значения не имеет.

— Очень хорошо: вы не можете этого изменить. Значит, продолжайте.

Через нескольких минут Эдвардс сидел на комингсе перед грот-мачтой, зажав один маленький деревянный бочонок, заполненный порохом, между коленями, пробкой кверху; другой стоял поблизости. Рядом с левой стороны от него лежали два запала — цилиндрические трубки по пятнадцать дюймов длиной, заполненные специальной смесью селитры, серы и пороха, пропитанной винным спиртом, которая при поджигании горит ровно и устойчиво, как большая римская свеча, со скоростью один дюйм в минуту.

Справа от Эдвардса лежали ножницы, протравник, похожий на длинное сапожное шило с деревянной ручкой, два квадрата мягкой кожи, моток дратвы (запах смолы, которой была пропитана нить, смешивался с запахом кожи, словно в мастерской сапожника), кусок вара, отрубленного от большой глыбы, черный и блестящий как уголь, но уже начавший тускнеть и размягчаться немного на солнце, и помятая кастрюля, чтобы разогреть вар.

Три матроса стояли вокруг помощника канонира, держа кожаные ведра с водой, и каждый со строгим приказом залить заполненные порохом бочонки по команде Эдвардса, который взял один кусок кожи и, поставив на него запал, наметил круглую форму его основы, используя острие протравника. Он вырезал круг ножницами, а затем с озабоченным видом школьника, протыкающего карандашом лист бумаги, просунул запал в отверстие, удостоверяясь, что кожа плотно его облегает.

В этот момент подошел матрос, сообщил, что масляная лампа капитана зажжена, и ушел с варом и кастрюлей, чтобы нагреть вар.

— Только расплавить, — сказал Эдвардс, — не позволяй ему начать кипеть.

Взглядом предупредив матросов с ведрами, Эдвардс мягко потянул пробку из бочонка, тщательно сворачивая ткань, в которую была обернута пробка, так чтобы ни одно из синевато-серых зерен пороха, оставшееся на ткани, не упало на палубу, и вручил ткань одному из матросов, чтобы бросил ее в ведро. Затем он засунул кусок кожи с отверстием в нем в горловину бочонка и расправил его пальцами поверх пороха, чтобы кожа покрывала порох за исключением отверстия, которое он вырезал.

Он давил указательным пальцем на порох, пока не образовалось углубление в три дюйма глубиной, поднял запал и вдавил его через отверстие в коже в порох, так что запал торчал из горловины бочонка как свеча на торте. Взяв клубок дратвы, он просунул конец между кожей и внутренней частью бочонка и начал наматывать дратву на запал, словно на катушку, делая паузу время от времени, чтобы протолкнуть дратву внутрь, покуда запал не был плотно закреплен в горловине бочонка, и требовалось усилие, чтобы его повернуть.