Антон Кротков - Загадка о двух ферзях

Однако Серж видел по лицам товарищей, что загадочные рыдания показались им крайне дурным знаком. У него самого заныло сердце. Душу поручика охватил невыносимый, тоскливый ужас – и Карпович едва сдерживался, чтобы не удрать без оглядки от этого места. Никогда еще Серж не чувствовал себя так скверно перед опасным испытанием. Он очень стыдился своей слабости и изо всех сил старался, чтобы товарищи ничего не заметили, – даже начал насвистывать бодрый марш.

Мужчины петляли между просевшими могильными холмами и покосившимися крестами, уходя все дальше от главной аллеи. Из мрачной задумчивости молодого человека вывели чьи-то голоса. Серж и его секунданты подошли к частично обрушившейся кладбищенской ограде, к которой вплотную примыкал пустырь. По ту сторону кирпичной стены их уже ждали.

Сразу пришло спокойствие. Так было всегда: стоило Сержу поставить ногу в стремя или почувствовать в руках оружие, как он успокаивался и сосредотачивался на деле.

Карпович замедлил шаг, подходя к противникам без страха и волнения.

Помимо Вексина и его секундантов на месте поединка присутствовал полусонный доктор, который ежился на ветру и неодобрительно поглядывал на молодых сумасбродов, из-за которых должен был торчать в этом скверном месте. Двое кладбищенских могильщиков, которые, не задавая лишних вопросов, выкопали яму для приезжих господ, уже получили свою плату и ушли.

Доктор сразу объявил, что желает сверх положенного ему гонорара получить еще по сто рублей с каждого из дуэлянтов на тот случай, если придется оперировать кого-то из них. Один из офицеров тут же вручил ему несколько ассигнаций. После этого секунданты занялись оружием. Еще утром они съездили в лавку к купцам Куракиным и приобрели у них превосходный дуэльный гарнитур. Стреляться противникам предстояло из кухенрейтеров. Открыв ящик с новенькими пистолетами, секунданты еще раз внимательно и сосредоточенно стали рассматривать их вороненые граненые стволы. «Один из них, возможно, ранит или убьет меня», – подумал Серж.

Согласно условиям дуэли, секунданты зарядили только один пистолет из двух. Оружие должен был распределить жребий.

Стемнело. Секунданты зажгли факелы и воткнули их в землю. Пламя осветило небольшое пространство с черным провалом в центре. Именно в него предстояло спуститься стрелкам. Яма выглядела мрачно и зловеще, а происходящее слишком напоминало приготовление к казни.

Как того требовал порядок, секунданты в последний раз предложили противникам примириться:

– Господа, вы достаточно продемонстрировали свою храбрость, согласившись драться на таких исключительных условиях. Объяснитесь же и пожмите руки.

Вексин заносчиво повторил свое требование:

– Пусть он опустился на колени и попросит прощения, – но руки его едва заметно тряслись.

К Сержу подошел Штромберг:

– Плохо дело, брат, – вполголоса сообщил он. – Этому Аполлону Бельведерскому пришел козырь. Или извинишься перед этим снобом, или «La commedia è finita» [25].

– Извольте, я готов, – повернувшись к секундантам, громко произнес Серж.

Офицеров его заявление сперва удивило, а потом вызвало брезгливый интерес: похоже, им предстояло увидеть редкий спектакль.

– Господа, – поспешно попытался смягчить условия «капитуляции» Штромберг. – Пусть мой доверитель просто извинится перед подпоручиком. Этого будет довольно.

– Нет, – твердым уверенным голосом отрезал Вексин, упивающийся своей властью. – Только на коленях! И пусть поцелует мою руку. Только тогда я его прощу.

– Хорошо, я это сделаю, – спокойно повторил Серж. – Но тогда и Вам, Вексин, придется на коленях извиняться перед девушкой, которую Вы собирались обидеть, бесчестный Вы человек. Если такие условия приемлемы, – что ж, извольте, я готов встать перед Вами на колени.

– Мне не о чем больше говорить с этим господином! – сухим и сдавленным голосом произнес Вексин, глядя на секундантов.

Идея примирения испарилась. Секунданты предложили противникам быстро составить короткие записки о самоубийстве, чтобы снять подозрения с того, кто выйдет живым из предстоящего поединка. После этого один из офицеров объявил:

– Прошу в могилу, господа. И да поможет вам Бог!

Серж на всякий случай простился с товарищами, снял сюртук, оставшись в одной рубашке, взял пистолет и направился к яме. Пахло сырой землей, под ногами хлюпала жидкая грязь, холодный осенний ветер раздувал тонкую полотняную рубашку юноши, заставляя его мерзнуть. Противники одновременно взвели курки пистолетов и взялись левыми руками за противоположные концы носового платка. Каждый нацелил дуло своего пистолета в грудь врага. Хотя корнет Карпович уже знал, что в его пистолете нет пули, он не мог даже прикрыться свободной рукой – такими были правила этого вида дуэли. Через мгновение для Сержа все должно было закончиться: выстрел в упор практически не оставлял шансов.

Один из секундантов, стоящий на краю могилы с факелом в руке, подал сигнал, и Серж машинально нажал на спусковой крючок. Оглушительно грохнул выстрел, юношу ослепила яркая вспышка. Одновременно он почувствовал удар в грудь – и упал на спину. Сержу показалось, что его ударил по груди огромный кузнечный молот. Его тело буквально парализовала острая «черная» боль, дыхание остановилось. Серж не мог произнести ни слова – лишь пытался вдохнуть, но получалось только хрипеть. Над его головой прозвучал обрадованный голос:

– Я убил его!

Свет от факелов не достигал дна ямы, так что Вексин и стоящие на ее краю секунданты не могли видеть лица поверженного человека.

– Этого и следовало ожидать, – сердито проворчал доктор. – Не следовало отпускать этих мужиков-могильщиков. Кто теперь будет вытаскивать труп и тащить его до коляски? Кого-то надо было взять для грязной работы.

– А вы, доктор, – обратился к врачу один из секундантов, – не соблаговолите – ка спуститься, чтобы удостовериться, что ваш клиент действительно мертв. Вам за это заплатили.

– А вы мне не указывайте, – огрызнулся доктор. – Меня никто не предупредил, что придется по ямам лазить. Поэтому я не взял галоши. Да и чего лезть. И так ясно, что с такого расстояния этот молодец вышиб бедняге сердце и большую часть внутренностей.

– Господа! – взял слово Штромберг; голос его звучал торжественно и печально. – Погибший был славный малый. Умел держать фасон. Жаль его… Надо помянуть душу вновь преставившегося раба Божьего Сергея. Кто желает, господа? Подходите – у меня тут с собой немного коньячку и колбаска есть.

Открученная крышка негромко звякнула о металлическую флягу. Люди, стоящие над могилой Сержа, негромко разговаривали, поминая его, и втайне радовались тому, что не они сейчас лежат на дне. И все говорили о Карповиче в прошедшем времени: «Да, славный, славный, отчаянный был гусар! И смерть принял, как подобает…»